Сергей Никитин - Как квакеры спасали Россию [litres]

[Советские чиновники] не возражали против того, чтобы мы обучали профессорский состав… английскому, но намекнули, что это нежелательный прецедент: ведь уроки можно давать и частным образом… Что касается библиотеки, то здесь они не видят проблем, только немного нервничают, не идет ли речь о пропаганде квакерских ценностей.

Кроме Ольги Каменевой, Рут Фрай встретилась с Федором Ароновичем Ротштейном, одним из главных советских цензоров:

В отношении нашей идеи о комнате-читальне он сказал, что очень хотел бы встретиться с нами по этому поводу и посмотрит, что лично он может сделать.

Квакеры с опытом работы в советских реалиях понимали тонкости взаимоотношений с большевиками: те никогда не дали бы четкого и ясного согласия на всякую инициативу, исходящую от иностранцев. Ведь кто знает, как потом повернется линия партии, кому из московских товарищей была охота впоследствии отдуваться за свою близорукую политику в отношении каких-то «религиозников». Тем не менее талант и умение вести переговоры с советскими чиновниками Теодора Ригга, Артура Уоттса, Эдварда Боллса приводили к результатам, которые лондонские Друзья не умели адекватно оценить, будучи далекими от московских реалий. Как впоследствии выяснилось, пишет американский историк Д. Макфадден, именно стремление лондонского комитета решать все вопросы официально послужило причиной отказа советских властей дать разрешение не только на проведения занятий английским языком, но даже на открытие библиотеки и читального зала. Эдвард Боллс писал:

Друзьям надо будет проявлять терпение, потому что продвижение их работы в России будет небыстрым, нам надо довольствоваться в ближайшие годы тем, что нам разрешают проводить ту работу, которую мы делали в течение прошлых лет. Единственное, что нам здесь остается, – это жить по-квакерски, продолжая в ходе нашего общения с разными людьми вызывать в них чувства доверия и дружбы, что пока нам неплохо удается в России. Если мы хотим продолжать нашу деятельность в СССР, нам нужны деньги для четкой программы проведения какой-то нужной, полезной работы.

Наступили времена, когда Друзьям приходилось балансировать на грани: либо открыто делать то, что они считали правильным, и тогда их наверняка быстро прикроют. Либо сохранить этот островок квакерских ценностей в центре большевистской России ценой непринципиальных уступок, ценой сохранения того, что называется невысоким уровнем публичности, иначе говоря, не лезть на рожон.

Выживание московского офиса квакеров и его закрытие. Сотрудничество квакеров с Советской Россией на индивидуальном уровне: истории Артура Уоттса и семейства Тимбресов, Александера Уикстида, Маргарет Барбер и Уильяма Уилдона.

В 1924 году в Советский Союз по приглашению наркома здравоохранения Н. А. Семашко, для ознакомления с практикой охраны труда в СССР, в Москву приехала Элис Хамилтон, американская ученая, доктор медицины и общественный деятель. В своей автобиографии «Изучение опасных профессий», изданной в 1943 году в Нью-Йорке, она описывала быт и жизнь в квакерском центре в Борисоглебском переулке, где она остановилась.

Нас было четверо в одной довольно большой комнате с четырьмя армейскими кроватями, одной жестяной раковиной и большой кафельной печью, которая вообще-то на нашем втором этаже была дымоходом от печи на первом этаже. Печь всегда была теплой, так что можно было греться около нее и сушить полотенца. Даже в октябре в Москве было холодно – я не помню солнечных дней. В здании была одна теплая комната, которая служила гостиной и столовой, там у нас был очаг, в котором горели березовые поленья. Всю Москву топили дровами, мы повсюду видели большие кучи дров, они громоздились даже вокруг зданий Кремля. Что касается еды, я могу вспомнить только то, что большую часть времени была голодной. Я питалась черным хлебом, еще была там каша, ужасная каша; но больше всего мне запомнилось то, что чай не был чаем, а кофе нельзя было назвать кофе.

Следует сказать, что по мере уменьшения объема работ по оказанию помощи у квакеров не оставалось необходимости в таком большом здании. В 1924 году число сотрудников сократили, принадлежавшие миссии автомобили и грузовики были проданы, а неиспользуемые комнаты сданы американскому и английскому корреспондентам, и не только. В 1925 году было принято решение уменьшить занимаемую площадь, квакеры оставили за собой только верхний этаж, где располагались столовая, три спальни и кухня. На первом этаже они оставили в своем владении только большую комнату – под контору – и ванную. Всю оставшуюся площадь занимало консульство Греции – получились две изолированные друг от друга квартиры.