Сергей Никитин - Как квакеры спасали Россию [litres]

Я думаю, что лучшим способом продвижения Квакерского посольства в России было бы наше участие в каких-то рутинных делах, в обычной жизни, в людских проблемах. Создание и поддержка круга Друзей, стремящихся найти истинный образ жизни, желающих найти Бога, было бы прочной основой для Квакерского посольства и его работы, в случае его открытия.

Как видно из этой цитаты, Уэлч говорил о продвижении идеи посольства, а не о выдвижении требования к большевикам дать разрешение на открытие посольства. Он считал, что квакеры своими делами должны были убедить власти в своей доброй воле, – тогда-то и можно было бы начать переговоры о посольстве или квакерском центре в Советской России.

Более гибкий, видевший реальное положение дел Уоттс в ноябре 1920 года так излагал свое видение перспективы открытия квакерского посольства в России:

Что касается той части работы, которая имеет отношение к Квакерскому посольству:

1. Я думаю, что самое лучшее послание, с которым мы можем обратиться к русским людям сегодня, – это заверение в том, что есть христиане, которые полны духа любви в своем стремлении оказать бескорыстную материальную помощь страдающим.

2. Что материальная помощь не будет использована для того, чтобы обеспечить нам канал для распространения наших взглядов или для того, чтобы создать какую-то особую благоприятную для себя атмосферу, – она должна служить выражением той самой любви, которая побуждает нас к религиозному общению с другими.

3. Я думаю, что теперь на любую нашу просьбу разрешить нам открыть квакерское посольство мы получим отказ, но в то же время ничто не мешает нашим сотрудникам встречаться с толстовцами и иными схожими группами, ничто не препятствует ведению свободных бесед с получателями наших поставок, равно как и с любыми другими гражданами.

Как видим, он явно обладал талантом дипломата, понимавшего сущность большевистского режима и умело ведшего свое дело.

В то время Госдеп США дал наконец свое согласие на пересылку помощи в Россию при условии, что распространение помощи пойдет по частным каналам. Тогда же был найден американский квакер, готовый ехать в Москву. Это была Анна Хейнс, которая уже работала в Бузулуке в 1917–1918 годах в составе квакерской миссии. Она отправилась из США в Европу и 10 ноября 1920 года участвовала в собрании, проходившем в Комитете помощи жертвам войны в Лондоне. Хейнс подтвердила англичанам, что критика текста «Заявления о намерениях» отражала общее мнение филадельфийского Комитета служения американских Друзей. В своем конфиденциальном письме, отправленном Вилбуру Томасу 10 ноября из Лондона, Анна Хейнс подтвердила противоположность характеров и темпераментов Уэлча и Уоттса, отдавая должное Грегори Уэлчу:

Уэлч действительно хорошо понимает, что творится в России, он в самом деле любит русских, просто ему сложно подстраиваться под политические соображения.

На этом же собрании был и Грегори Уэлч, который настаивал на том, что «Заявление о намерениях» следует отправить российским властям. После длительной дискуссии участники встречи пришли к соглашению, что текст будет послан письмом Артуру Уоттсу, и тот – по своему усмотрению – сможет использовать его так, как сочтет нужным. Мы помним, что Уоттс был против передачи «Заявления» большевикам, однако фактически он уже не раз излагал им своими словами суть этого документа. Артур Уоттс знал, кого и как следовало посвящать в квакерские принципы и идеалы.

Итак, к концу 1920 года существовали две точки зрения, два подхода к дальнейшей работе в России. Анна Хейнс кратко изложила их в своем письме Вилбуру Томасу:

Грегори Уэлч чувствует, что Россия в большей степени нуждается в индивидуальной работе, в духовных рамках, с упором на квакерскую форму религии, и что материальная помощь, которую мы можем привезти, должна использоваться не то чтобы как рычаг, но как отправная точка более важной, иной стороны нашей миссии. Артур Уоттс полагает, что материальная помощь – как раз то, что будет верно понято огромным большинством страдающих русских и что такую помощь надо оказывать в качестве выражения бескорыстной христианской любви. Он считает, что позже, когда страна не будет находиться в столь аномальной политической и экономической ситуации, можно будет говорить о Квакерском посольстве и его работе – без опасения быть неправильно понятыми, что, скорее всего, может произойти теперь, если поспешить. Все мы, включая Григория Уэлча, ощутили силу и мощь этого заявления, и именно оно стало основой нашего общего понимания сути будущей работы в России.