Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

Ср.: Thiele . Op. cit. S. 581–583; по своему обычаю, Тиле тотчас делает вывод о существовании особой «афинской редакции» книги об Эзопе, которой якобы пользовался Федр.

Раскованными представляются категорические утверждения И. М. Нахова: «Политическая сатира – ведущая тема басен Федра…», «Взятые места басни Федра представляют собой очень смелый сатирический памфлет против тиранического режима Юлиев – Клавдиев» (Указ. соч. С. 397); «Мы имеем дело с обличительной сатирой в форме простейшей аллегории» (с. 403). Ср. такое же преувеличение сатирического элемента в баснях Федра у: Festa N. Su la favola di Fedro // Atti dell’ Accademia Nazionale dei Lincei. Ser. V. Rendiconti della Classe di Scienze Morali, Storiche e Filologiche. 1924. Vol. 34. P. 33–54; и Bardon H. Les empereurs et les letters latines. P., 1940. P. 162–163. От социального протеста до политической сатиры еще очень далеко. Политическая сатира – лишь самая последовательная и развитая форма социального протеста, и Федр до этой формы обычно не доходил. Любая басня, обличающая угнетение слабых сильными, будет выражением социального протеста (и будет актуальна в любой период истории классового общества); но лишь такая басня, которая обличает исторически конкретные формы этого угнетения, будет политической сатирой. В этом, например, глубочайшая разница между басней Крылова и басней Демьяна Бедного. Не лишено тонкости замечание Де Лоренци, который не отождествляет, а противопоставляет социальную и политическую тему в творчестве Федра ( De Lorenzi A. Fedro. Fir., 1955. P. 160). Ср.: Штаерман . Кризис… С. 127.

Резерфорд (Babrius / Ed. by W. G. Rutherford. L., 1883) считал эту басню – по ее непристойности – целиком подложной; Крузиус считает подложной только мораль. И для того, и для другого нет достаточных оснований. На значение этой и других упомянутых басен для реконструкции бабриевской идеологии указывает Штаерман (Мораль и религия… С. 11).

Если бы не эта черта, само по себе обращение к данному сюжету еще не давало бы права судить об аристократизме Бабрия: «басня Менения Агриппы» применялась для иллюстрации самых различных политических и философских учений (см.: Neslte W. Die Fabel des Menenius Agrippa // Klio. 1927. 21. P. 350–360). Вспомним, что в парафразах Федра тоже есть этот сюжет («Ромул», 66), но с другой моралью.

Федр, напротив, необычайно чуток к социально-экономическим мотивам: ср. IV, 23 и 26 о Симониде, живущем наградами за свои песни; ср. также переосмысление загробных кар Тития и Тантала (А, 5) по сравнению с Лукрецием (III, 978–1011), о чем см.: Thiele . Op. cit. S. 562–565.

Среди первых исследователей Бабрия О. Шнейдер относил басню к войне Арата с этолийцами в 245 году, О. Келлер – к войне против Рима в 146 году, и оба датировали соответственным временем творчество Бабрия; Крузиус, отвергая эти датировки, впадает в противоположную крайность и заявляет, что эта басня вообще не является политической аллегорией и вернее в ней видеть пародию на эпос ( Crusius O. De Babrii aetate // Leipziger Studien. 1879. 2. P. 150). В запутанной политической истории Греции III века до н. э. трудно с уверенностью указать момент, послуживший основой для аллегории; в частности, и союз этолийцев (и ахейцев) с Эпиром и Акарнанией в 235–229 годах не был одновременным: когда Эпир примыкал к союзникам, Акарнания поддерживала Македонию, когда Акарнания примкнула к союзникам, Эпир вышел из войны (см.: Tarn W. W. Cambridge Ancient History. Vol. VII. 1st. ed. London; New York, 1923. P. 744–750). Все же эта ситуация больше всего напоминает басенную. Но у какого историка могла найти место эта басня? Не в воспоминаниях ли Арата? Вспомним, что в биографии Арата у Плутарха мы также находим две эзоповские басни (1041с и 1045b).

Перечень (слишком щедрый!) басен Федра со странностями в сюжете см.: Hausrath A. Zur Arbeitsweise des Phaedrus // Hermes. 71 (1936). S. 75–76.

Hoch F. De Babrii fabulis quae in codice Athoo leguntur corruptis atque interpolates. Diss. Halis, 1871.

Де Лоренци прав: «Совокупность Эзоповых басен не содержит ничего личного – совокупность басен Федра содержит хотя бы что-то; это не программа, но по крайней мере результат собственных, лично прочувствованных размышлений, отголосок прожитой жизни и испытанных страданий» ( De Lorenzi . Op. cit. P. 24). Но этого еще мало, чтобы по басням восстанавливать историю жизни и страданий Федра. Низар оказался трезвее многих позднейших исследователей Федра, когда протестовал против ловли «мнимых намеков» у Федра, рассуждая: басни с обобщенной моралью могли звучать политически актуально, лишь будучи пущены по рукам тотчас же после событий; но это означало бы такую политическую роль стихов Федра, что о ней не умолчали бы историки ( Nisard D. Etudes de moeurs et de critique sur les poètes latins de la decadence, I. 4 ed. Р., 1878. P. 14). Многие исследователи, на словах признавая необходимость осторожности, на деле не могли устоять против соблазна конкретных толкований: так, N. Terzaghi напоминает о зыбкости этих «намеков на современность», но сам готов видеть такой намек даже в басне III, 3 (Op. cit. P. 110–112); И. М. Нахов, правильно указав, что Федр «нападает не на отдельные недостатки, но дает обобщенную, типическую картину действительности», все же безоговорочно заявляет, что в баснях Федра «есть много злободневных политических намеков и выпадов» (Указ. соч. С. 396–397).