Говорить о разнице социального положения Федра и Бабрия трудно: мы слишком плохо знаем их биографии. Несомненно одно: басни Федра и басни Бабрия писались для разного круга читателей. Федр – один из очень немногих дошедших до нас представителей «массовой» литературы античности. Читающая публика Римской империи была многочисленна и неоднородна. Небогатые земледельцы, ремесленники, торговцы, офицеры, канцелярские чиновники – все, кто получил когда-то скромное образование, но остался чужд высокой культуре знати, – все они составляли особый читательский круг со своими вкусами и запросами. Их искусством были картинки на стенах харчевен (Федр, IV, 6, 2), их зрелищем – мим, их наукой – краткие компендиумы «достопамятностей», их философией – уличные проповеди. Именно этому массовому читателю были ближе всего басни Федра с их грубоватым юмором, практическим морализмом и отчетливыми социальными мотивами. Ничего общего с этой публикой не имели читатели Бабрия. Бабрий пишет для тех, кто в состоянии оценить изящество его стиля, чистоту языка, искусство владеть трудным стихом, тонкие мифологические намеки, – словом, для той немногочисленной избранной интеллигенции, которая задавала тон в духовной жизни высшего общества. Сам выбор для творчества греческого языка под пером римлянина уже знаменателен: это был язык культурной элиты, именно на нем выходцы из всех концов Римской империи в наступающем веке создадут литературу «греческого возрождения». На грубую чернь Бабрий смотрит с высокомерным презрением; отсюда – аристократический пафос его басен о верблюде и о змеином хвосте.
Не лишено правдоподобия предположение, что Федр был школьным учителем – грамматиком, как это называлось в древности. Многие грамматики были вольноотпущенниками-греками, как Федр, многие из них сочиняли стихи и прозу. Басня была привычным школьным материалом, и многие особенности манеры Федра можно вывести из школьной практики чтения, пересказа и толкования басен. Бабрий тоже, по-видимому, был преподавателем, но рангом выше – не грамматиком, а ритором. Грамматик знакомил подростков с классической литературой, ритор учил искусству слова юношей, готовящихся к политической или судебной карьере. Учениками Федра могли быть дети римского простонародья, учеником Бабрия был сын царя Александра.
Неудивительно, что литературная судьба двух баснописцев также сложилась различно. Федру пришлось долго пробиваться в «большую» литературу, где отказывались признать своим этого вольноотпущенника и школьного писателя. Федр жалуется на завистников, спорит с критиками, отстаивает свою заслугу – утверждение в римской литературе еще не испробованного в ней греческого жанра, – и все-таки образованная публика его не читает. Даже в 43 году н. э. Сенека не знает или не желает знать о нем, когда советует другу заняться сочинением басен, так как этот жанр «еще не тронут римским гением» («Утешение к Полибию», 8, 3). Напротив, к Бабрию известность пришла немедленно, и ему приходится жаловаться не на враждебность критиков, а на чрезмерную ретивость подражателей, ищущих поживиться за счет его славы. Его басни выходят полными и сокращенными изданиями (в 10 и в 2 книгах), переводятся на латинский язык, изучаются в школах (сохранились ученические восковые таблички с их записью).
Так на перекрестке двух тенденций басенного жанра разошлись моралистическое, плебейское направление Федра и эстетизирующее, аристократическое направление Бабрия. Однако дальнейшего углубления эта противоположность не получила. Общий упадок античной культуры остановил развитие обоих направлений: ни у Федра, ни у Бабрия не было продолжателей, были только подражатели. В их творчестве разница между двумя тенденциями начинает стираться, поучительность и усладительность возвращаются к мирному сосуществованию. Но и в латинской, и в греческой басне по-прежнему можно различить две струи: «высокую», риторическую, и «низовую», массовую.
В латинской басне этого времени «высокая» струя представлена именем Авиана – поэта IV века, составившего сборник из сорока двух басен, написанных элегическим дистихом, насыщенных величавыми вергилианскими оборотами; они представляют собой переложение избранных басен Бабрия, причем не особенно удачное. Однако эти басни имели успех и на протяжении средневековья не раз пересказывались, переводились и дополнялись как в прозе, так и в стихах. «Низовую», народную струю в латинской басне представляет прозаический сборник под условным названием «Ромул», возникший тогда же, в IV–V веках. Основу его составили басни Федра, несколько раз пересказанные и изменившиеся подчас до неузнаваемости; но имя Федра при этом было забыто, и предполагалось, что книга эта написана по-гречески самим Эзопом и переведена на латынь неким Ромулом. Через этот сборник имя Эзопа получило широкую известность на латинском средневековом Западе. «Ромул» тоже по многу раз пересказывался, переводился и дополнялся, подчас за счет «животных сказок», христианских притч, фаблио и прочего материала, странно выглядящего, на наш взгляд, под названием «басен Эзопа». Некоторые из этих поздних добавлений вошли и в наш сборник.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу