Иван Курилла - Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Во-вторых, события середины прошлого века — репрессии сталинского периода и Великая Отечественная война — для ныне живущего поколения все еще являются «последней катастрофой» (термин французского историка Анри Руссо), заглушившей травмы предшествующей трагедии. Пока нет признаков того, что распад СССР сыграет для большинства населения постсоветских государств сравнимую роль. Именно вокруг войны и репрессий кипит неостывающая память, прорываясь то в ужасе Сандармоха, то в шествии «Бессмертного полка». Но связь этих событий с революцией, очевидная для современников, сегодня не ощущается.

Наконец, в-третьих, нельзя забывать, что в обществе есть по меньшей мере две силы, имеющие свое твердое мнение о революции. Коммунисты продолжают считать октябрь 1917 года зарей справедливого мира, а Русская православная церковь — безбожным бунтом. Любопытно, что две главные консервативные общественные группы диаметрально разошлись в этой оценке, но никакого публичного диалога между ними тоже не наблюдается. Российское общество устроено так, что попытки диалога обращены не друг к другу, а к власти, а власть в этих условиях, очевидно, не хочет принимать чью-либо сторону.

Не только консерваторы, но и оппозиционные публицисты, еще недавно нет-нет да и проводившие параллели между ситуацией в России нынешней и столетней давности, отмечая коррупцию, провалы государственного управления, внешнеполитические авантюры и растущее недовольство масс, в 2017 году утратили интерес к такой интеллектуальной игре.

Как же объяснить такое невнимание политиков к юбилею столь важного для российской истории события? Ведь эта революция в самом деле стала началом нового мира. Последняя из великих революций Нового времени, она и завершила Новое время, исчерпав спектр утопий, рожденных разумом в начале той эпохи. Предложив альтернативу демократическому и республиканскому идеалу, который олицетворяли Соединенные Штаты, революция заложила основы биполярного мира. Он воплотился в противостоянии держав в годы холодной войны и, как мы видим, пережил даже распад Советского Союза, возродившись в риторике «российской угрозы» в современных США. Ирония истории или важный для ее понимания парадокс: через 100 лет после того, как Россия представила миру свою модель светлого будущего, страна позиционирует себя как полюс традиционализма, идеализирующий прошлое.

В самой России трудно отделить последствия Октября от результатов 70 лет советского режима: уничтожение политической конкуренции и укрепление институтов вертикального управления, истребление гражданского общества, создававшегося в предшествовавшие революции полвека (начиная с Великих реформ). Вместе с тем разрушение старых скреп и реформирование морали открыло шлюзы для творчества, и в первое десятилетие после революции российское искусство (живопись, театр) впервые вышло на передовые рубежи, избавившись от привкуса вторичности по сравнению с европейским. Положение женщин в обществе резко изменилось, что сделало Советскую Россию одной из самых передовых стран тогдашнего мира. Последовавший культурный разворот, преследование авангардного искусства и возвращение патриархальных семейных порядков показали первичность политической вертикали относительно творческой конкуренции, но не лишили нас права видеть в революции это раскрепощение. Революция предоставила стране возможность для рывка в новую социальную реальность, но эта новая реальность обернулась не только обществом модерна, но и идеологическим государством, лишившим советский модерн его фундамента — свободного выбора.

Обращение общества к своему прошлому — это всегда формулирование остроактуальных вопросов, ответы на которые помогают понять что-то важное в сегодняшнем дне. Современной России есть о чем спросить 1917 год, но она, похоже, боится узнать ответ.

Монументы и другие исторические изображения, какими бы прогрессивными или революционными они ни были в момент создания, со временем в глазах новых поколений превращаются в утверждение несправедливостей прошлого.

К примеру, в Бостоне с 1876 года стоял мемориал, посвященный освобождению рабов. На нем изображен Авраам Линкольн и поднимающийся с колен освобожденный афроамериканец. В момент установки это было классическое отражение в монументальной скульптуре «Прокламации об освобождении», причем встающий с колен раб долгие годы был одним из визуальных образов аболиционистской пропаганды. Однако в 2017 году, после конфликта в Шарлотсвилле, эта композиция стала мишенью критики, поскольку в ней раб изображен в приниженном положении по сравнению с Линкольном [136] Fernandez, Raul. A monument to white supremacy stands uncontested in our own back yard // https://medium.com/@raulspeaks/a-monument-to-white-supremacy-stands-uncontested-in-our-own-back-yard-672f26db429c . : «Он как будто чистит Линкольну ботинки!» Кампания против монумента дала плоды — его демонтировали в самом конце 2020 года [137] Andersen, Travis and Martin Finucane. Controversial monument depicting Lincoln standing over a freed slave removed from the Back Bay // The Boston Globe . December 29, 2020. .