Иван Курилла - Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Чиновники продолжают приводить календарь в соответствие доминирующему нарративу прошлого, сфокусированному теперь на Великой Отечественной войне: День Победы фактически превратился в главный праздник, в дополнение к которому законодательно были закреплены «памятные даты» (как общероссийские, так и региональные), в большинстве своем также привязанные к событиям войны. Более того, принятый в 2014 году закон, объявивший «реабилитацию нацизма» уголовным преступлением, отдельной статьей защищает этот государственный календарь: «Распространение выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества» в России уголовно наказуемо [133] Статья 354.1 пункт 3 УК РФ. .

Революции в каждой стране — осевое событие отечественной истории, вокруг отношения к ним выстраиваются литература и политика, к ним обращаются потомки за образами прошлого и будущего. Мы говорили о том, как в США попытка пересмотра взгляда на американскую революцию — войну за независимость — привела к возникновению «Проекта 1619» и «Комиссии 1789», воплотивших основной политический раскол в отношении к прошлому. Во Франции вековые споры о революции привели к мнению, разделяемому большинством: революция была благом, а революционный террор — злом. Понятие революции во Франции отделено от кровавых событий, последовавших за провозглашением республики, и нагружено исключительно положительными смыслами. Эмманюэль Макрон во время борьбы за президентское кресло опубликовал книгу под названием «Революция», изложив в ней свои взгляды на будущее Франции, и этот заголовок не вызывал протеста [134] Макрон Э. Революция. — М.: Издательство Московского университета, 2019. . Французы гордятся своей революцией.

Не так дело обстоит в России. Невозможность сказать что-то однозначное о революции 1917 года приводит к тому, что государство и политики удивительным образом по большей части хранили молчание по поводу столетия этого события. В их картине мира история должна трактоваться единственно возможным образом — только в этом случае к ней можно обращаться для описания современности. Если же какое-то событие использовать подобным образом не получается, к нему вообще лучше не обращаться.

Столетие Октября в 2017 году страна, когда-то ведшая от него отсчет своего существования, встретила оглушительным молчанием. Историки, конечно, провели десятки научных конференций и семинаров, опубликовали несколько хороших монографий. Но это было внутрицеховое обсуждение. Для обычного гражданина России столетие революции прошло незамеченным. Ближайшая к тому историческому периоду тема, вокруг которой шумели споры, — фильм Алексея Учителя «Матильда» и борьба против него Натальи Поклонской — вообще не имела отношения к революционной тематике.

Для сравнения можно вспомнить, что Франция к столетию своей Великой революции устроила всемирную выставку, напоминанием о которой стала Эйфелева башня. Американская статуя Свободы была (пусть и с опозданием на 10 лет) подарком к столетию Войны за независимость. Казалось бы, на монументальное искусство в России ресурсов не жалеют. Но не было ни выставки, ни возведения монумента, ни даже отечественного блокбастера на экранах.

А самое главное — в обществе не началось никакой дискуссии о значении 1917 года, о его наследии, о влиянии революции на весь мир и на сегодняшнюю Россию. Это не значит, что мы знаем ответы на эти вопросы, скорее наоборот. Но пока эти вопросы задают только историки в тиши научных аудиторий. Необычная ностальгия по монархии и противникам большевиков, вспыхнувшая в конце 1990-х — начале 2000-х, когда перезахоранивали останки царской семьи и привозили в Россию прах усопших на Западе белых генералов, реабилитировала побежденную сторону Гражданской войны, но не способствовала распространению альтернативной версии истории. Профессор Андрей Зубов едва ли не в одиночку отстаивает антисоветский нарратив, вызывая лишь новые волны критики.

У этой ситуации несколько причин. Во-первых, для нынешнего российского государства любая революция — очевидное зло. Опасения, вызванные цветными революциями и «арабской весной», давно уже сформировали отчетливо контрреволюционную идеологию, проявляющуюся во внешней политике и внутриполитической риторике власти. Вместе с тем прямо осудить большевиков и заклеймить революцию тоже не получается: из 1917 года родом и Советский Союз (пусть он и оформился лишь спустя пять лет), распад которого в 1991-м президент Владимир Путин назвал «величайшей геополитической катастрофой», и множество институтов и практик, без которых трудно представить сегодняшнее государство. На встрече Валдайского клуба в октябре 2017 года президент осторожно обмолвился о «неоднозначности» результатов революции, о том, как «тесно переплетены негативные и, надо признать, позитивные последствия тех событий» [135] Заседание Международного дискуссионного клуба «Валдай». 19 октября 2017 года. http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/statements/55882 . . А раз нет возможности ни отпраздновать столетие Октября, ни заклеймить семнадцатый год, молчание представляется лучшим выходом. Революцию страшно вспоминать, но невозможно забыть.