Настроения офицерства в тылу хорошо передают воспоминания полковника лейб-гвардии Финляндского полка Дмитрия Ивановича Ходнева: «Положение многих не выбранных на командные должности офицеров, в том числе и мое, было очень незавидное: мы должны были обязательно оставаться в батальоне и находились под угрозой перевода в стройроты — рядовыми; при полной анархии и безначалии, кои тогда царили в Петрограде, это могло случиться легко… В конце концов комитет учебной команды поставил у дверей моей квартиры пост дневального с винтовкой… За офицерами следили и ограничивали их свободу. Выходя из своей квартиры, я постоянно был опрашиваем: куда, к кому и для чего иду… Выходить из дому не хотелось: повсюду мерзость запустения, беспорядок, грязь, красные флаги, распущенные солдаты и матросы. Не тянуло и в родное собрание: наш чудесный двуцветный зал в стиле Александровского empire был обращен в грязный заплеванный сарай…
В витринах лучших магазинов («Аванцо», «Дациаро») были выставлены портреты «героя-революции» унтер-офицера Кирпичникова с георгиевским крестом на груди. Эту высшую награду, жалуемую за храбрость и мужество в боях с неприятелем, он заслужил в самом Петрограде, предательски убив из винтовки своего начальника, доблестного штабс-капитана Лашевича и выведя солдат на улицу, на сторону мятежников. И эту высшую для воина награду он получил от военного министра, члена Государственной думы А. И. Гучкова, по усиленному ходатайству министра юстиции, члена Государственной думы А. Ф. Керенского» [580] Ходнев Д. Февральская революция и запасной батальон Лейб-Гвардии Финляндского полка. С. 283–285.
. В начале 1918 года Кирпичников будет расстрелян на Дону при попытке вступить в Добровольческую армию Корнилова — именно за этот свой «геройский поступок».
Выборы командиров ставили офицерство более чем двусмысленное положение. Вот как это выглядело глазами рядового — писателя Ивана Андреевича Арамилева (Зырянова): «Выбирали офицеров. Не знаю, кто инициатор этого приказа. С сегодняшнего дня армии как боевой единицы нет. Я лично чрезвычайно рад. Только я удивляюсь разуму теперешних правителей. Часть кадрового гвардейского офицерства совсем не показывается в казармы и занимает выжидательную позицию, втайне мечтая о восстановлении монархии. Часть сочувствует революции и искренне, но робко, пытается сблизиться с солдатской массой. Часть карьеристов и интриганов подленько заискивают перед солдатскими «вождями». Нужно было выбирать командиров из второй группы, но, к сожалению, в большинстве пролезли представители третьей» [581] Арамилев В. В. В дыму войны: Записки вольноопределяющегося. 1914–1917 годы. М., 2015. С. 221.
.
Многие офицеры были вынуждены радикальным образом менять свою судьбу. «Ко мне в посольство пришли три офицера Литовского полка… Все трое пожелали вступить в британскую армию и были готовы служить рядовыми» [582] Нокс А. Вместе с русской армией. С. 548.
, — записал Нокс. Но многие уже были готовы организоваться и начать защищаться. В начале апреля среди офицеров Ставки появилась идея создания «Союза офицеров армии и флота», который взял бы под свой контроль уже шедший на фронте и в тылу процесс создания офицерских союзов. Алексеев одобрил идею созыва офицерского съезда.
Деникин расскажет Керенскому про офицеров: «В самые мрачные времена царского самодержавия опричники и жандармы не подвергали таким нравственным пыткам, такому издевательству тех, кто считался преступниками, как теперь офицеры, гибнущие за Родину, подвергаются со стороны темной массы, руководимой отбросами революции.
Их оскорбляют на каждом шагу. Их бьют. Да-да, бьют. Но они не придут к вам с жалобой. Им стыдно, смертельно стыдно. И одиноко, в углу землянки не один из них в слезах переживает свое горе… Неудивительно, что многие офицеры единственным выходом из своего положения считают смерть в бою» [583] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 520.
.
Во фронтовых частях в первые дни после Февраля ситуация была более управляемая, чем в тылу. Генерал-лейтенант Николай Николаевич Шиллинг, командовавший 17-м армейским корпусом, подтверждал, что «вся окопная служба начала протекать так же, как и раньше, солдаты несли свои обязанности по-прежнему отлично: никакого своеволия или неисполнения своих обязанностей не замечалось… Солдат очень смущало, да и подтрунивали они частенько, что у них военный министр, как они говорили, штафирка, просто «господин» Гучков, да и как же это, недоумевали они, он, господин Гучков, будет бывать среди войск, а форма-то будет у него что ни на есть штатская; чудеса, говорили они у нас творятся, подождем, мол, что будет дальше» [584] Шиллинг Н. Н. Из моих воспоминаний с 3 марта 1917 г. по 1 января 1919 г. // 1917 год в судьбах России и мира. С. 329.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу