Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Гучков явился в сопровождении Корнилова в половине второго ночи. Рассказывала княгиня Ольга Палей — жена великого князя Павла Александровича: «Стоят потупясь. Обоим было явно не по себе. Наконец Гучков решился.

— Нет ли у Ее Величества просьб, — спросил он.

— Есть, — сказала она. — Прошу вас, во-первых, освободить невинных людей, которых вы увели от нас и заперли в школе: князя Путятина, Гротена, Герарди, Татищева и других. А во-вторых, обеспечить мой госпиталь всем необходимым, чтобы дать нам возможность работать…

Когда Корнилов и Гучков уходили, великий князь сделал с ними несколько шагов.

— Ее Величество не стала вам жаловаться на охрану. Однако вот уже сорок восемь часов эти люди дерут горло и горланят песни. Да еще смеют открывать двери и заглядывать в комнаты. Не изволите призвать их к порядку? Черт-те что себе позволяют!

Корнилов и Гучков обещали уговорить охранников. Заставить — сил у них не было, приходилось пускаться на уговоры» [440] Палей О., княгиня. Воспоминания о России. М., 2005. С. 44–45. . Но и слова больше ничего не стоили. Павел Александрович с грустью рассказывал дочери об изменившемся облике Александровского дворца. «Он стал совершенно неузнаваемым… В широких коридорах, покрытых мягкими пушистыми коврами, где раньше бесшумно скользили молчаливые слуги, теперь шатались толпы солдат в расстегнутых шинелях, грязных сапогах, в шапках набекрень, небритые, часто пьяные и всегда шумные» [441] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. М., 2004. С. 259. .

Львов 6 марта уверял Алексеева, что Временное правительство разрешает все поставленные Николаем II вопросы «утвердительно, примет все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечит беспрепятственный проезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Мурмане» [442] Красный архив. 1927. № 3 (22). С. 54–55. . Свою помощь предложили послы всех союзных миссий, которые писали Алексееву: «Мы, начальники союзных военных миссий, предлагаем, — при условии, что, по вашему мнению, правительство на это согласится и что будет принято решение об отъезде Его Величества в Царское Село, — сопровождать его до Царского Села». Алексеев возражал: «Полагаю, что эта поездка неудобна. Мне придется сноситься с Временным правительством, что может вызвать задержку отъезда Государя императора» [443] Красный архив. 1926. № 3 (16). С. 48. .

Информация о планах Николая II моментально просочилась в Петросовет, о чем Чхеидзе доложил Исполкому. После чего присутствовавший на заседании Керенский заявил, что если Исполком «решит окончательно арестовать Николая, Временное правительство сделает все, чтобы облегчить Исполнительному комитету выполнить эту задачу» [444] Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Протоколы заседаний Исполнительного комитета и Бюро И. К. С. 16–17. . 7 марта в Исполком Совета приходит заявление от 84 его членов: «1) В широких массах рабочих и солдат, завоевавших для России свободу, существует крайнее возмущение и тревога, вследствие того что низложенный с престола Николай II Кровавый, уличенная в измене России жена его, сын его Алексей, мать его Мария Федоровна, а также все прежние члены дома Романовых на свободе и разъезжают по России и даже на театре военных действий, что является совершенно недопустимым и крайне опасным… Мы предлагаем Исполнительному комитету немедленно потребовать, чтобы Временное правительство безотлагательно приняло самые решительные меры к сосредоточению всех членов дома Романовых в одном определенном месте под надежной охраной народной Революционной армии» [445] Цит. по: Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. С. 373–374. .

Правительство вопрос о судьбе Николая II формально не обсуждало. Для Набокова было большой неожиданностью, когда 7 марта его пригласили в кабинет князя Львова в министерстве внутренних дел, где собрались члены Временного правительства и ВКГД. Решили арестовать императора и его супругу. «В сущности говоря, не было никаких оснований — ни формальных, ни по существу — объявлять Николая II лишенным свободы. Отречение его не было — формально — вынужденным. Подвергать его ответственности за те или иные поступки его в качестве императора было бы бессмыслицей и противоречило бы аксиомам государственного права… Я лично убежден, что «битье лежачего» — арест бывшего императора — сыграло свою роль и имело более глубокое влияние в смысле разжигания бунтарских страстей. Он придавал «отречению» характер «низложения», так как никаких мотивов к этому аресту не было указано» [446] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 32–33. .