Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

26 сентября, сразу после того, как было сформировано третье коалиционное правительство, английский, французский и итальянский послы были приняты в Зимнем дворце. Фрэнсис не приехал, поскольку не получил из Вашингтона инструкций на свои неоднократные запросы об отношении к новому правительству. Произнеся несколько вводных слов, Бьюкенен стал зачитывать написанную на французском ноту, стараясь сохранять сухой и жесткий тон, который, как показалось Нуленсу, придавал «вполне безобидным жалобам» союзников «характер безапелляционного приказа». Человеком, чьи рекомендации военному кабинету Англии явились основанием для ноты протеста, был генерал Нокс. В ноте говорилось: «Российскому правительству следует действиями доказать свою решимость использовать все надлежащие средства для установления дисциплины и должного воинского духа в сражающихся войсках и одновременно обеспечить функционирование коммунальных служб и восстановить порядок на фронте и в тылу». Союзное государство предупреждали, что «вскоре правительства союзников могут столкнуться с мнением, которое поднимет вопрос о целесообразности поставок в Россию оружия, военной техники и прочего военного снаряжения, с упреком по поводу того, что они не сохранены для Западного фронта, где воля к победе проявляется без всяких колебаний» [2564] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. С. 159–161. .

Керенский воспринял это таким образом: послы «продемонстрировали председателю Временного правительства в высшей степени неприязненное к нему отношение… Грозить официальным разрывом военного и союзнического сотрудничества правительству, которое, рискуя всем своим авторитетом, боролось с опасными для союзников тенденциями!..

Впрочем, я подавил возмущение и, прежде чем выйти из зала, где стояли три посла, предложил ради общего дела союзников всеми способами постараться, чтобы ни единого слова об их визите не просочилось в печать. Оставил растерявшихся дипломатов с министром иностранных дел М. И. Терещенко и без всяких протокольных формальностей помчался в автомобиле прямо к Зимнему дворцу, к послу Соединенных Штатов г-ну Фрэнсису с просьбой немедленно телеграфировать в Вашингтон горячую благодарность российского правительства за неучастие Соединенных Штатов в недружественном акте Антанты» [2565] Керенский А. Ф. Русская революция 1917. С. 324, 325. . Правда, Фрэнсиса он не застал, и тот не получил ничем им не заслуженную благодарность. Любопытно, что поведение Керенского оскорбило послов, и потом «Бьюкенен выговаривал Терещенко, что Керенский не имел права столь бесцеремонно обращаться с представителями союзников».

Но Временное правительство направило официальный протест через своих представителей в Лондоне, Париже и Риме с вежливым требованием, чтобы инцидент, связанный с нотой, держался в полной тайне, чтобы избежать «опасного раздражения» общественного мнения России. Британский и итальянский послы позднее получили инструкции извиниться, Нуленс, который настаивал на том, чтобы его правительство поддержало эту ноту, отказался [2566] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. С. 161, 162. .

В начале осени в Петрограде начал действовать резидент английской и американской разведок, коим, как мы помним, был известный писатель Сомерсет Моэм, притворившийся летописцем великих исторических событий. Он получил для работы, по его словам, «неограниченные средства». Помимо посольств двух стран опорной структурой для Моэма стали организации чехословаков, которые осенью имели в России 1200 отделений, объединявших более 70 тысяч человек. Контакты обеспечивали Масарик и «четыре верных чеха» из Комитета американских граждан славянской национальности, которых отправили в Россию через Японию.

Моэм завалил Лондон и Вашингтон сообщениями, связанными, в основном, с описаниями политической ситуации в России, а также некоторыми рекомендациями. Он справедливо усматривал основную угрозу англо-американским интересам в стремлении неразумных россиян к миру, которое только усилилось после провала Корнилова, дискредитировавшего к тому же и страны Антанты. Справедливо уловив, что США обладают наибольшим авторитетом из всех держав, Моэм настоятельно просил Вильсона «сделать какое-либо заявление». Президент предпочел отмолчаться [2567] Листиков С. В. США и революционная Россия в 1917 году. С. 252–253, 258. .

В сентябре Брешко-Брешковская написала письмо Вильсону — приветствие от одного свободного человека другому свободному человеку — и попросила выделить России дополнительную финансовую помощь. Три недели президент США обдумывал свой ответ, в котором ничего не оказалось о деньгах, зато выражалась полная солидарность с высокими моральными принципами «бабушки русской революции»: «Интеллектуальное развитие и моральное соответствие являются самыми мощными элементами в национальном прогрессе». До Вильсона была донесена телеграмма Томпсона, в которой тот предлагал спасать ситуацию в России, выделяя на пропаганду по 1 млн. долл. каждые 10 дней. Президент был не в восторге: