Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Фронтовые газеты держались в русле оборонческой линии. После Февраля первые полосы заполнили воззвания лидеров новой власти с призывами вести войну до победного конца, чтобы «не отдать немцами свободную Россию». Осуждались идеи сепаратного мира, воспевалась доблесть тех, кто продолжал выполнять ратный долг [891] Гужева Д. Г. Военная печать как основное средство укрепления морального духа военнослужащих русской армии в годы Великой войны // Россия в годы Первой мировой войны. 1914–1918. Материалы Международной научной конференции. М., 2014. С. 576–577. . Поначалу Временное правительство не вело целенаправленной антинемецкой пропаганды. Врагом объявлялись не немцы или Германия, а германский империализм, реакционный кайзеровский режим, стремившийся задушить свободную Россию и вернуть на трон Романовых». Всплеск антинемецкой кампании спровоцирует приезд Ленина и разговоры о «пломбированном вагоне» и немецком финансировании большевиков [892] Чевтайкина Н. Н. Эволюция «образа врага» в российском обществе в годы Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны. 1914–1918. С. 557. .

Провинциальная пресса чем дальше, тем больше переполнялась описанием разрухи и сатирическими материалами. «Ростовский вестник» в апреле писал: «К своему удивлению, обыватель видит, что налоги не уничтожаются, что хвосты у лавок не уменьшаются, а потому и решает: «Все это было и раньше! Только раньше был исправник, теперь комиссар; раньше — полиция, теперь — милиция. Коротко: начальство есть, хвосты есть, следовательно, ничего нового не произошло». Исследовательница провинциальных СМИ констатировала, что она являлась «информационным источником, посредством которого действительность характеризовалась в контексте вывода: «Все плохо!». Это становилось основой массовых настроений и в свою очередь влияло на социально-политическую дестабилизацию в государстве» [893] Семенова Е. Ю. Сатирические материалы в региональной периодической печати как информационный ресурс по формированию настроений тылового населения в годы Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны. 1914–1918. С. 532–533. .

Книгоиздатели сразу переориентировались на конъюнктуру. Причем спросом пользовались не только эротические романы из жизни царственных особ. Пришвин 23 марта: «В это время газетного голода вынес некий торговец множество книг в зеленой обложке, мгновенно его окружила огромная толпа, и когда я добился очереди, то ни одной книги для меня не нашлось: все было раскуплено. Книга эта была «История Французской революции». Кто только не прочел ее за эти дни! Прочитав, некоторые приступили читать историю Смутного времени, которая читалась с таким же захватывающим интересом, как история Французской революции» [894] Пришвин М. М. Дневники 1914–1917. С. 66. .

Но литература серьезная и классическая пропала. Горький писал 31 мая: «С книжного рынка почти совершенно исчезла хорошая, честная книга — лучшее орудие просвещения… Нет толковой, объективно-поучающей книги, а расплодилось множество газет, которые изо дня в день поучают людей вражде и ненависти друг к другу, клевещут, возятся в пошлейшей грязи, ревут и скрежещут зубами, якобы работая над решением вопроса о том — кто виноват в разрухе России?» [895] Горький А. М. Несвоевременные мысли. С. 38.

Библиотечные хранилища, как и все остальное в стране, стали предметом тотального разграбления. «В силу целого ряда условий у нас почти совершенно прекращено книгопечатание и книгоиздательство и в то же время одна за другой уничтожаются ценнейшие библиотеки. Вот недавно разграблены мужиками имения Худекова, Оболенского и целый ряд других имений. Мужики развезли по домам все, что имело ценность в их глазах, а библиотеки — сожгли, рояли изрубили топорами, картины — изорвали. Предметы науки, искусства, орудия культуры не имеют цены в глазах деревни, — можно сомневаться, имеют ли они цену в глазах городской массы» [896] Там же. С. 13. .

Мыслящие современники отмечали удивительную интеллектуальную и культурную бессодержательность революционного года. Бенуа писал, что в творческих кругах «говорили много о художественной бездарности революции. Ни памфлетов, ни куплетов, ни листков, ни какой-либо самодельщины наивной. Все по-старому, уныло, без пафоса, похоронно» [897] Бенуа А. Н. Дневник 1916–1918 гг. С. 311. .

Какова была идеология власти? Никакой. Довести страну до Учредительного собрания. Довести войну до победного конца. Бердяев утверждал в августе: «Революция не одухотворена никакими творческими и оригинальными идеями. Господствуют отбросы давно уже разложившихся социалистических идей. Эти охлажденные идеи потеряли всякую этическую окраску и разогреты лишь разнузданием и разъярением корыстных интересов и страстей» [898] Бердяев Н. А. Падение священного русского государства. С. 611. .