Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Каждая революция начинает войну с символами прошлого, с одними памятниками, чтобы сразу же воздвигнуть другие 12 апреля. «Одесские новости» писали: «Возвращаясь с проводов маршевых рот, группа манифестантов-солдат и матросов подошла к памятнику Екатерине II. Один из матросов взобрался на верхушку статуи и заменил красную материю, которой статуя была покрыта два дня назад, жгутовым мешком… На пьедестале памятника другим матросом были мелом сделаны надписи «Позор России», «Ярые кровососы русского народа» и пр. Совет рабочих депутатов решил обшить памятник Екатерине II досками в связи с частыми случаями различных скоплений вокруг памятника и выходками отдельных демонстрантов» [835] Цит. по: Матонин Е. Яков Блюмкин. М., 2016. С. 31. .

В Екатеринославе памятник давшей городу имя Екатерине Великой все-таки сняли, объявив, что металл пойдет на снаряды. Это вдохновило поэта:

Во Владимире, рассказывал Наживин, «как везде и всюду, ярость восставшего народа и здесь с необычайной энергией обратилась почему-то на общественные памятники — точно невеждам хотелось стереть свою историю! — причем первое такое заушение испытал у нас на себе известный царский приспешник и камер-юнкер Пушкин, которому ловким ударом камня восставшие граждане снесли половину лица… Вокруг другого нашего памятника, Александру II, завязалась ожесточеннейшая борьба: местные «большевики» с дезертирами во главе требовали его низложения, а коренное население во главе с базарными торговками не позволяли этого…»

Параллельно с яростным уничтожением памятников «шло столь же яростное воздвигание их: все медвежьи углы наши, все зеленые захолустья украсились «Карлами Марлами», Интерцентралами и пр. Видел я раз в Москве, как открывали памятник А. Н. Радищеву: пышные ораторы и серая, уже полуголодная толпа, и в особенности эти «красные» солдаты, эти деревенские парни с красной звездой во лбу. Господи, сколько на лицах их было равнодушия, скуки, тупого, полного непонимания!» [837] Наживин И. В. Записки о революции. С. 64–67.

Из Русской революции выйдет другая Россия.

«Подобно расслабленному или парализованному и разлагающемуся организму, структура социального агрегата вдруг становится расслабленной, бесформенной и разваливающейся. Наступает «муть». Линии социального расслоения вдруг стираются… Перед нами разбросанный муравейник: без стиля, формы и порядка, разлагающийся труп с беспорядочно кишащими клетками, кочующими из органа в орган, просверливающими ткани и вместе с тем уничтожающими обычное строение социального организма… Индивиды как бы моментально взлетают из низов имущественной или объемно-правовой пирамиды на верхи, перескакивая сразу ряд ступеней, и наоборот — падают сверху вниз с такой же катастрофической быстротой и внезапностью» [838] Сорокин П. А. Социология революции. С. 215, 216. . Это — Сорокин.

Классик политологии Вильфредо Парето называл революции «кладбищами аристократий». Русская революция не стала исключением, хотя даже многие члены императорской фамилии старались подыгрывать ее творцам.

Уже с первого дня восстания установилась тесная связь между руководством ВКГД в лице Родзянко со старшими из великих князей — Павлом Александровичем, Кириллом Владимировичем, чтобы те убедили Николая II даровать ответственное министерство и конституционализм.

Кирилл Владимирович первым из императорской семьи открыто изменил Николаю II, 1 марта доведя до сведения ВКГД, что «состоящий под его командой Гвардейский экипаж отдает себя в распоряжение временного Комитета», и явившись в Таврический дворец.

В вышедших много позднее мемуарах со смелым названием «Моя жизнь на службе России» Кирилл таким образом оправдывал свои действия: «До сих пор мне удавалось поддерживать дисциплину и верность долгу в Экипаже — единственном благонадежном подразделении столицы. Нелегко было уберечь их от революционной заразы. Если бы они в тот момент лишились командира, это лишь ухудшило бы ситуацию. Меня заботило только одно: любыми средствами, даже ценой собственной чести, способствовать восстановлению порядка в столице, сделать все возможное, чтобы Государь мог вернуться в столицу» [839] Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 177. . Такие объяснения не убедили ни современников, ни историков, большинство из которых сочло поведение будущего главы Дома Романовых позорным.