Врангель находился в сложном положении. С одной стороны, если лидер антибольшевистского движения признает, что битва проиграна, это еще сильнее подорвет боевой дух и практически лишит надежды на возрождение. С другой стороны, явное неповиновение предупреждению британцев — это риск потери помощи в то время, когда белые больше всего в ней нуждаются. Врангель искусно разрешил проблему: он приказал начальнику штаба генералу Махрову разрабатывать планы эвакуации Крыма, в то же время усиливая войска в ясном предвидении грядущих битв с врагом.
Он высказал эту позицию Военному совету, который только что его избрал: «Англичане решили выйти из игры. Если мы отвергнем их посредничество, наш отказ даст им предлог умыть руки и полностью устраниться. Вне всякого сомнения, я никогда не одобрю переговоры между нами и большевиками. Но я думаю, что самое важное — это не дать Англии возможности бросить нас в беде. Мы должны отбросить отвращение к этим переговорам с Англией и продолжить их, пока мы не уделим внимания нашим фортификациям, не приведем армию и тыл в порядок и не получим уголь и нефть для флота на случай эвакуации». Как хороший политик, он старался не давать окончательного ответа как можно дольше.
Соответственно, в день своего избрания, 4 апреля, он отправил телеграмму адмиралу де Робеку, официально уведомляя его об изменении командования. Он изворотливо обвинял англичан в своей невозможности продолжать борьбу, но в тоже время просил их пользоваться его хорошими служебными помещениями для переговоров об амнистии. Он хотел получить два месяца для эвакуации тех, кто решит не принимать амнистии, и убежище для них. Хотя он старался как можно дольше не давать окончательного ответа, в перспективе мы знаем, что его задача была безнадежной; белые уже проиграли войну. Однако он не был абсолютно нереалистичным, не желая бросать все. Большевики еще могли потерпеть поражение от руки иностранных врагов; их правительство могло свергнуть разочарованное население; обстоятельства могли вынудить Москву согласиться на нечто меньшее, чем полная победа. Неудивительно, что белые, чьей единственной альтернативой было унизительное изгнание, хотели сражаться до тех пор, пока был хоть огонек надежды. Ленин вряд ли поступил бы иначе.
Позицию и характер Врангеля выявил курьезный момент во время заседания Военного совета. Врангель хотел и получил от своих коллег письменное признание того, что его задача — не привести армию к победе, а просто при посредничестве союзнических сил осуществлять переговоры о наилучших возможных условиях компромисса с большевиками. Он поставил подписание этой ноты условием принятия командования. В критический момент истории страны этот исключительно тщеславный человек стремился избежать ответственности и обвинений в поражении и весьма по-детски верил, что несколько подписей защитят его место в учебниках истории. Он объяснил собравшимся офицерам: эти подписи требуются не ему, а его восьмилетнему сыну. Он хотел, чтобы его сын, когда вырастет, гордился отцом. Кое-кто из высшего командного состава счел просьбу Врангеля знаком недоверия и поэтому некоторое время возражал, но в итоге все сдались.
Первой задачей Врангеля была реорганизация армии. С учетом того, что он резко нападал на кадровую политику Деникина, он внес в высшее командование удивительно мало изменений. Он даже оставил на несколько месяцев генерала П. С. Махрова начальником штаба. По иронии, этот генерал, получивший должность в последние дни режима Деникина, потому что консерваторам удалось избавиться от его предшественника, генерала Романовского, оказался даже более либеральным. Врангель уважал способности Махрова, но политическая философия и происхождение этих двоих настолько отличались, что тесное сотрудничество было невозможно. Махров представил на рассмотрение новому шефу политическую программу, которая была самой компетентной и радикальной из всех созданных военными лидерами белых в ходе Гражданской войны. В конце июня Врангель назначил Махрова своим представителем в Варшаве.
Как и ожидалось, Врангель выбрал в преемники Махрову на пост начальника штаба своего ближайшего друга, генерала П. Шатилова. Шатилов, относительно молодой человек, имел слабый авторитет, и вскоре офицеры его чрезвычайно невзлюбили. Шатилов не заслуживал этой нелюбви, не более чем Романовский ранее заслуживал ненависти консерваторов. Эти два начальника штаба были жертвами одного и того же психологического механизма: те, кому не нравились некоторые аспекты политики главнокомандующих, винили не непосредственно лидера, а его ближайших советников. Шатилов, офицер гвардии, сын генерала, разделял манеру действий Врангеля и его взгляд на жизнь. Поскольку Врангель часто слушал совета друга, Шатилов вскоре стал вторым по могуществу человеком в армии.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу