Ольга Морозова - Генерал Иван Георгиевич Эрдели. Страницы истории Белого движения на Юге России

Рукопись подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 13-41-93005.

© Морозова О. М., 2017

© «Центрполиграф», 2017

Своим появлением книга о генерале от кавалерии Иване Георгиевиче Эрдели (1870–1939) обязана хранящимся в Центре документации новейшей истории Ростовской области его запискам, датированным 1918–1919 годами. Эти письма-дневники – тексты оригинального и редкого эпистолярного жанра – в виде двух копий, рукописной и машинописной, находятся в истпартовском фонде [1]. Место в описи, где указаны номера дел 1311 и 1312, заклеено полоской белой бумаги. Уже никто не помнит, по чьему приказу это было сделано. Кому понадобилось превращать эти дела в подобие мифической второй книги «Поэтики» Аристотеля? По-видимому, это связано не со странным присутствием в истпартовской коллекции записок белого генерала, а с тем, что это были любовные письма в самом полном смысле этого слова. Адресатом этих писем была Мария (Мара) Константиновна Свербеева (1870–1963), в девичестве – Олив, в первом браке с племянником Саввы Мамонтова она носила фамилию этой знаменитой семьи предпринимателей и меценатов.

Архивное дело предваряют записки двух лиц, благодаря которым эти бумаги оказались в 1925 году на государственном хранении. Это – жительница Екатеринодара Надежда Васильевна Вечная и бывший деловой партнер ее мужа, а ныне советский служащий В. Пшеничный.

Мара Константиновна Свербеева год с лишним снимала квартиру в доме Вечных. Коробка с этими бумагами была оставлена у Вечной при эвакуации белых при следующих обстоятельствах. В момент выноса вещей из дома ее муж, Федор Дмитриевич Свербеев, заинтересовался этим ящиком. Мара солгала, что это хозяйский сундучок, и Федор отставил его в сторону и не уложил в экипаж вместе с остальными вещами. Ящик остался в кладовой, при большевиках во время многочисленных обысков на него не обращали внимания, а потом и вовсе забыли. Через пару лет Вечная отдала бумаги Пшеничному. Тот поинтересовался у одного из членов Кубанского ревкома, что с ними делать. Тот сказал: «Прочти, если там только любовная переписка, делай, как знаешь, если что-то контрреволюционное – передай нам». И Пшеничный забросил бумаги на полати дачного дома, в котором жил. Только спустя два года, после того как в Туапсе на чердаке бывшей дачи Сувориных, издателей популярнейшей дореволюционной газеты «Новое время», наткнулся на 25 пудов бумаг, он вспомнил об эрделевских тетрадях. За это время они сильно пострадали от воды, поэтому часть текстов оказалась утраченной. Оставшееся он просушил и принес в архив [2].

Судьба подлинника была плачевной еще в 1920-е годы, о чем сообщают обнаруженные в архивах документы. Сотрудница Кубанского истпарта Елена Верецкая-Полуян в записке, написанной в начале 1924 года по поводу конфликта с непосредственным начальством, упоминала, что у них имеется огромный сильно попорченный дневник генерала Эрдели. Коллегу Д. Ф. Сверчкова, к слову, старого революционера и личного друга Л. Д. Троцкого, Верецкая клеймит как интригана, карьериста и бывшего меньшевика и заключает, что по сравнению с ним «этот белогвардеец» куда чище! [3]

С одной стороны, эти записки – ведущийся синхронно событиям жизни дневник, с другой – письма, адресованные другому человеку. Эти толстые тетради отсылались с оказией Маре Константиновне Свербеевой, женщине, с которой у генерала был длительный роман. В силу сложившейся между ними атмосферы единения содержание записок исключительно многообразно: от событий военно-политической жизни до подробностей интимных переживаний и физического состояния генерала. Иван Георгиевич подчеркивал, обращаясь к Маре Константиновне: «Я пишу не отвлеченно, всегда пишу тебе и для тебя» [4].

Как правило, большинство писем и дневников носит контекстный характер. Их содержание исчерпывается описанием происходящего вокруг человека. И лишь малая их часть относится к исповедальному типу. Так реализуется человеческая потребность высказать наиболее сокровенные мысли и чувства и тем самым разобраться в себе, в происходящем, определиться с оценками и со стратегиями поведения. Подобные тексты несут наиболее полную информацию о мировоззренческих и психологических особенностях человека.

Если говорить о дневниках, то по времени возникновения более ранними считаются записи контекстного характера.