Выход был найден орденом Сефевидов. Суфийско-дервишские ордена основывались на фанатичной преданности учеников-мюридов своему шейху. Среди мюридов шейха Сефи ад-Дина были тюркские племена Южного Азербайджана, недовольные притязаниями Ак-Коюнлу. Железная дисциплина мюридов в сочетании с воинской удалью кочевников и поддержкой населения превратили орден в грозную силу. Молодой шейх Исмаил захватил Ширван, затем занял столичный Тебриз. Апеллируя к иранской традиции, Исмаил принял титул шаханшаха, хотя писал стихи на тюркском языке. Вскоре он завоевал большую часть Ирана, вступив в борьбу с Шейбани-ханом. Завоеватель-чингизид послал молодому шаханшаху суму и посох дервиша, издеваясь над его «дервишским» происхождением. Но в битве под Мервом (1510) Шейбани-хан потерпел поражение и был убит. И хотя в борьбе с османами за Восточную Анатолию и Сирию Сефевиды потерпели поражение, им удалось прочно укрепиться в Иране, где шиизм стал господствующей религией.
Османский султанат, одно из многих государств, оставшихся в Малой Азии после распада сельджукской державы, оказался удачливее других. Потомки Османа завладели большей частью Малой Азии, переправились на Балканы, завоевали Болгарию, разбили на Косовом поле сербов (1389), а под Никополем — крестоносцев, спешивших на помощь Венгрии (1396). Но в 1402 г. султан Баязид потерпел страшное поражение от Тимура. Османы оказались вытеснены на Балканы и отрезаны от «этнического резервуара» тюрок-кочевников Восточной Анатолии. «Турками» теперь все больше становились местные жители, переходившие в ислам. Завоевывая очередную страну, османы создавали себе социальную опору из крестьян, отменяя непосильные налоги и повинности, ограничивая права местной элиты. Служба султану была привлекательной для всех слоев населения, вне зависимости от происхождения и веры, к османам часто бежали иноверцы, притесняемые в своих странах.
Султаны заимствовали арабскую систему икта и выстроили собственную систему военных держаний — тимаров . Султаны обладали достаточной политической волей, чтобы обеспечить по-настоящему условный характер этого землевладения, необходимость несения военной службы с каждого тимара соблюдалась неукоснительно, и даже самые высокопоставленные писцы, приближенные к султану, не смели претендовать на эти земли. У мамлюков османы взяли идею создания корпуса гвардейцев — янычар , из числа детей, отобранных у христианских семей. Но верность янычар не зависела от личности конкретного султана, они были « капы кулу » (рабы дворца), служили османскому государству, их отличала дисциплина, а постоянные войны были гарантией от ее разложения. Столкнувшись с армией Яноша Хуньяди, оснащенной «ручницами», турки быстро снабдили свои войска ручным огнестрельным оружием, тогда же были взяты на заметку и чешские боевые повозки таборитов. Построив флот, турки бросили вызов лучшим мореходам Средиземноморья.
Как в Египте и в державе Тимура, смысл существования Османского государства заключался в обеспечении функционирования и воспроизводства военной машины. Тимариоты несли службу, чтобы получить добычу и предоставить султану земли для новых тимаров. Но турецкая внешняя политика была вполне последовательна в глазах мусульманского мира. Османы, ощущая себя исламскими наследниками Византии, наступали на «неверных» на Западе и воевали с «еретиками»-шиитами на Востоке (при этом войны с шиитами отличались большей жесткостью, чем с христианами). Завоевания султана не выглядели своекорыстной борьбой за контроль над торговыми путями, подобно политике египетского султана, Венеции или Генуи. Доходы от торговли обогащали султанскую казну, но не были ее главным источником. Купцы считались ненадежными людьми, более всего пекущимися о собственной выгоде.
Итак, пережив сумбурный XV в., регион «старого ислама» адаптировался к тюркскому фактору и вступил в период стабильности. Мавераннахр останется под властью узбеков на века, мусульманский «антимир» шиитской Персии обретет устойчивую цивилизационную идентичность. Османская империя встанет во главе исламского мира. Отлаженная военная машина, сильное государство, общество, открытое для социальной динамики, приспособленное к экспансии, — все это внушало удивление и страх.
Европа, слишком долго не имевшая по-настоящему грозного противника и не испытывавшая нужды в едином сильном государстве, могла позволить себе «роскошь феодализма». Теперь, когда такой противник наконец появился, поможет ли порожденное этой роскошью богатство слабой Европе?
Читать дальше