Михаил Медведев - Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

Разумеется, существует естественноисторический предел живучести павловских традиций. Но было бы опрометчиво считать, что этот предел наступил с «великими реформами», когда общество настойчиво вмешалось в процесс реформирования, отрицая тем самым культ сильной власти как единственно спасительной и деятельной. Правящая чиновная бюрократия с ее естественным навершием в виде всевластного «вождя» еще возродится в российской истории даже и в XX в.

Яркие характеры героев прошлого всегда чреваты искушением для историка, провоцируя его то на беллетризацию, на игру образами, то на вынесение беспокойных персонажей за скобки — и тогда в поле зрения остаются холодные ряды событий, совершаемых не людьми, а «процессами» и «интересами». История как таковая остается посередине между личным образом и событийным планом. Вряд ли мне удастся полностью избежать обеих крайностей в своей работе, посвященной встрече двух выдающихся исторических персонажей — Его Императорского Величества блаженной памяти Государя Императора Павла I и Державного ордена святого Иоанна Иерусалимского [22] Именно эта версия названия Ордена наиболее часто употреблялась в российских документах времен императора Павла I. Однако она не была единственной ни в истории Ордена, ни в истории его отношений с Россией. Так, в тексте русско-орденской конвенции 1797 года речь идет о «Державном Ордене Мальтийском» и о «знаменитом Ордене Мальтийском». Во многих орденских документах (например, в знаменитой резолюции капитула от 1 июня 1798 года) Иоаннитский союз именуется «Священным Орденом». Орден также назывался «Родосским», «Госпитальерским», а равно «Кавалерским», причем на латыни соответствующий термин «кавалер», «рыцарь» передавался то как «eques» (всадник), то как «miles» (воин), так что Орден в точном переводе оказывался «воинским», «военным». Собственно, все эти формулы обозначали различные качества госпитальерского сообщества, которое было орденом, являлось священной (духовной, церковной) организацией, обладало суверенитетом (державностью), совершало подвиги в Иерусалиме, владело Мальтой (а до того Родосом), взывало к покровительству св. Иоанна, было союзом рыцарей, воевало и т. д. Варьирование эпитетов имело риторическое значение и было традиционным для Ордена. Окончательное установление полного официального названия Ордена произошло после Павла I. На протяжении эпохи, обсуждаемой в работе, такая точность формулировки не считалась необходимой. . Черная легенда об императоре Павле сегодня все чаще переводится в светлый негатив, оставаясь при этом лишь легендой. Ореолом патетики — то апологетической, то обличительной — в значительной мере скрыт и Державный орден. Мифологизация, которой изначально подвергались как жизнь императора, так и деяния госпитальеров, чрезвычайно сильна. Но, по счастью, она противоречива, и это заставляет нас снова и снова обсуждать гипотезы и искать доказательства.

Исследователи постоянно рассматривают Орден и русский период его развития как лежащие в разных исторических пространствах. Для русских авторов курьезным и «маскарадным» представляется Орден, а равно и пристрастие императора к нему. Карикатурный облик увиденного мельком иоаннитского сообщества по провинциальному наивно сопоставляется с «близким» и «понятным» образом России. То, что Орден в допавловский период имел строгую организацию и не был рыцарской вольницей, то, что установления Павла I делались не на пустом месте, — все это остается почти необсужденным в отечественной историографии.

Для западных авторов, напротив, курьезом оказывается русский контекст, в котором пришлось действовать Ордену. Они с готовностью допускают, что в далекой России, по ту сторону географических, политических, культурных, конфессиональных барьеров, Орден оказывался как бы вне своей традиции и открывался самым невероятным новациям. В оценке этих новаций специалисты расходятся, находя их то животворными для Ордена, то обманно — самообманными (в этих случаях обычно и идет в ход метафора маскарада), то основанными на дипломатических интригах. Перед нами — историографическая реинкарнация сказочного сюжета путешествия в преисподнюю со всем спектром традиционных развязок (персонаж, очнувшись, возвращается в мир и избавляется от чар; персонаж перерождается и возвращается другим; персонаж остается таким же, как прежде, но мир уже переменился, и т. д.).