Михаил Медведев - Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

Распространение мистицизма при Александре I, в общем, также было подготовлено при Павле. По крайней мере, все александровские мистики-сектанты старшего поколения выносили свое отношение к официальной церкви под впечатлением павловских попыток ее внутреннего обновления. Государственный мистицизм, в который к концу жизни погрузился Александр I и его приближенные, мыслился как духовная опора против «разрушения духа», которое не могла остановить временная победа над политическим наследием Великой французской революции. [19] См. напр.: Чистович И. А . Очерк из истории религиозного мистицизма в царствование Александра I.//Русская старина. 1894, июнь, с. 120 и сл.; Пыпин А. Н . Религиозные движения при Александре I. Пг., 1916.

Во всем этом было не столько «мракобесие», как все время у нас писалось, сколько государственный космополитизм, помноженный на общий романтический настрой александровского времени. Но эпоха государственного романтизма окончилась на рубеже 1820-х годов, а с ней и попытки духовной реформации для предотвращения революции политической. Эпоха Николая I связана уже с попытками предложить охранительную идеологию в ее вполне «земной» политической форме.

Сложнейшие идеологические конструкции вроде уваровской «триады» обнажают претензии власти на провозглашение единственной истины о себе самой и неуверенность в убедительности этой истины. [20] Казаков Н. И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи//Контекст-1989. Литературно-теоретические исследования. М., 1989, с. 5–8. Идеологический монополизм николаевского правительства был бы прочен, если бы под «уваровским» знаменем оказалось достаточное число убежденных приверженцев. Цель же принятой на вооружение теории «официальной народности» при этом осталась прежней — оправдать единовластие в России, как необходимое, и снять уже созревшие на левом фланге русской общественной мысли обвинения власти в деспотизме и незаконности. Таким образом в 30-е гг. XIX в. в оборот был пущен новый государственный идеал, опирающийся, как не без казуистического изящества доказывалось С. С. Уваровым и его клевретами, на исторические основы русской жизни — самодержавие, православие, народность (некий особый «русский дух», аккумулирующий в себе первые два начала). Поскольку новый идеал был четко очерчен, отныне власть можно было уличить только в отступлениях от него (каковые не замедлили обнаружиться), но не в ее несоответствиях общечеловеческим правовым и моральным нормам. «Мир» (общество) и «власть» с этого времени выражают свое понимание общественного идеала в разных категориях. Тот «водораздел» между обществом и властью в России, о котором так любят рассуждать западные историки, только теперь становится непреодолимым.

Можно предположить, что если бы охранительная конструкция, подобная уваровской, появилась раньше, при Александре I, то непрочное положение царя-реформатора оказалось бы подкреплено тезисом об оправданности миссии и действий власти, куда бы она ни вела страну, и путь «прогресса», на который все время неудачно направлял Россию Александр, таким образом получил бы дополнительное обоснование с помощью традиционных понятий. Драма конституционных неудач, возможно, не разыгралась бы, пойди Александр по пути Павла или Николая I и обратись он за помощью к охранительным идеям, вступая на путь практической либерализации государственных и общественных институтов.

Система регламентации общественной жизни, на которую ориентировалась павловская политика, сопровождалась тонко продуманной внешней атрибутикой. Атрибуты менялись, но преемники Павла I не отступили от самой идеи регламентации, «огосударствления» частной жизни, культуры и быта. «Табельные дни», культ вахтпарада, на который был ориентирован распорядок дня столичного жителя, дифференцирующая общество по степени государственной полезности лиц и должностей система чинов, орденов и отличий, повсеместное «обмундирование» чиновников, начатое Павлом (а при Николае стали обязательными мундиры и для придворных дам), делопроизводство, достигшее изощреннейших форм, — все эти элементы общественной жизни, внедряемые сильной рукой, складывались в государственно-центристскую по содержанию и военно-бюрократическую по форме систему общественных ценностей и опор порядка. Эта система после Павла I усложнялась по линии дальнейшей бюрократизации и одновременно идеологизации не только служебных отношений, но и внеслужебного мира человека. Между личностью, автономия которой было забрезжила вместе с Жалованными грамотами Екатерины II дворянству и городам, и государством была поставлена всемогущая бюрократия.