Очень интересным для понимания аграрной борьбы (в Бретани) с 1920–1930-х годов становится рассмотрение противостояния Гебриана и Манселя. Аббат Мансель, также «родом с полуострова», тоже к 1920-м годам собирает в Федерации западных крестьянских профсоюзов «земледельцев-хлеборобов» своей родной Бретани, другими словами, владельцев обрабатываемых угодий, собственно исконно бретонских крестьян: таким образом, священник отказывается от «классового сотрудничества» между арендодателями (собственниками земли, часто «голубых кровей») и нанимателями (фермерами). И напротив, именно за такую кооперацию ратует, в частности, в Финистере, Эрве Бюд де Гебриан. В начале аббат Мансель одержал несколько побед. Его «Федерации» удалось даже взять верх на некоторое время над организацией «Герцогов», как называли аристократов-аграриев из Финистера, сторонников Гебриана. Но аббат, пользуясь поддержкой своих сторонников и христианских демократов, имел в числе своих противников «Аксьон франсез» и высшее духовенство: «Не доверяйте этим крестьянским лигам (аббата Манселя), — коротко заявил в то время преподобный Шаро, кардинал-епископ Ренна, превосходящий по иерархии аббата. — Раз они не могут ужалить ваши профсоюзы (крестьянские), они стремятся оплестись вокруг них змеиными извивами. Единственное, что поддерживает Церковь, — это доктрина Иисуса Христа которая рекомендует союз между классами [83] Текст цитируется no: Wright G. La revolution rurale en France. P.: Ed. De l'Epi, 1967.
». На самом деле перед лицом Гебриана Мансель не имел достаточного веса. Возможно, это результат первой волны антиклерикальной политики? Замок, как это ни необычно, стал преобладать над домом священника. Это из-за того, что служба «Ландерно», основанная незадолго до четырнадцатого года вдохновляемая Гебрианом (это департаментская служба Финистера по сельскохозяйственным кооперативным движениям и профсоюзам), работает с рационализмом, присущим крупному экономическому организму: она продает сортовые семена и зерно, сельскохозяйственную технику производителям, покупает оптом и перепродает в розницу удобрения… Эстафету «Ландерно» приняли, уже вне рамок местного дворянства активисты молодежного аграрно-христианского движения, исконные крестьяне, такие как Марсель Леон и Алексис Гурвеннек: с 1950-х годов в их руках сосредоточилась власть в службе Ландерно. Они были то организаторами жестких манифестаций, то «королями артишоков», и, сумев управлять путями сбыта своих основных продуктов, начиная со времени правления Помпиду, они удачно сумели вновь выплачивать крестьянам-производителям часть чистой прибыли, до того времени уходившую в руки торговых посредников.
*
Можно ли говорить о бретонских крестьянах наших дней и даже предыдущих эпох (первая служба «Ландерно» была в эпоху модерна), упоминая лишь об их синдикализме, насколько бы он ни был горячим? В общем, речь идет только о «надстроечной структуре» со всеми свойственными таким структурам достоинствами и недостатками. Для любителей нижеследующих структур монография нисколько не потеряла своей привлекательности, а деревня — своего блеска. Плозеве Эдгара Морена и Андре Бюргьера, в бухте Одьерн и по всей Бретани, где носили бигудены [84] Чепцы, которые носили женщины ( прим. пер .).
, остается с этой точки зрения вынужденным пунктом высадки, которому следует бросить якорь в исконной Бретани, как аграрной, так и постаграрной. Плозеве — это прежде всего демография: около 1800–1820 годов в этой местности «возрастная пирамида» была небольшой на вершине и просторной у основания: было огромное количество молодежи и малое число стариков. Спустя полтора века эти пропорции изменились с точностью до наоборот. Конечно, сыграли свою роль военные потери Первой мировой войны. Но последовавшие за всемирной катастрофой десятилетия также не принесли улучшения: эмиграция, падение рождаемости, старение населения. В 1975 году Плозеве был городом стариков.
Однако в XIX веке демографический взрыв доброго старого времени привел к делению территории по фламандскому, если не китайскому, образцу. Поля делились между людьми до предела. И на этих кусочках земли, небольших по протяженности, влачили свое существование местные фермеры, называемые «доманъе» (владельцы наделов). И не всегда их жизнь была праздником. Сыновья иногда оказывались беднее отцов, из-за все того же деления земельного угодья при получении наследства, что лишь отчасти компенсировалось благодаря росту, медленно идущему в течение веков, доходности сельского хозяйства.
Читать дальше