Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Все это означало, что Петербург фактически бросил на произвол судьбы своего потенциального союзника — афганского эмира после неудачной попытки марша на Индию. Таким образом, планы военной партии при дворе, направленные на превращение Афганистана в очередной протекторат России, потерпели неудачу. По мнению Горчакова, изложенному в письме к Кауфману, для интересов империи оказалось важнее подписать с англичанами соглашение об их невмешательстве в дела Бухары в обмен на аналогичное обязательство со стороны России относительно Афганистана. Как подчеркивал канцлер, «всякие симпатии азиатских правителей чрезвычайно ненадежны, неустойчивы и могут вовлечь нас в осложнения, которые приведут к неизбежному разрыву с Англией» [669].

Интересно, что, вступив в Кабул, британские войска обнаружили много предметов, напомнивших им о пребывании русских в столице. Как позднее вспоминал главнокомандующий англо-индийской армией генерал Ф. Робертс, «афганские вельможи и офицеры были облачены в стандартную русскую военную форму, российские деньги были найдены в казначействе, русские товары продавались на базарах, и хотя дороги, ведущие в Среднюю Азию явно были не лучше тех, которые вели в Индию, русские извлекли из них больше преимуществ, чем мы…» [670].

Автор этих строк согласен с современным британским историком второй англо-афганской войны Б. Робсоном, который охарактеризовал попытку совершить поход на Индию и миссию Столетова ко двору эмира Шер Али как два важнейших события, которые повлияли на дух и букву Гандамакского договора, предоставившего значительные льготы англичанам, включая контроль над внешней политикой нового эмира Афганистана, что впоследствии привело к возникновению буферной зоны между российскими и британскими колониальными владениями, о целесообразности которой дискутировали Кларендон и Горчаков еще в 1860-х гг. [671] Cледует, однако, не упускать из виду, что, потерпев поражение в этом раунде соперничества с Англией, Россия попыталась взять реванш на другой, расположенной ближе к ее владениям «площадке» Большой Игры — в Закаспийской Туркмении.

К концу 1870-х гг. туркменские земли оставались последними «ничейными» территориями в Центральной Азии, расположенными между владениями России и Великобритании, хотя правители Персии, Афганистана, Хивы и Бухары претендовали на сюзеренитет над туркменами, состоявшими как народ из четырех основных групп: йомудов (150 тыс. чел.), теке (300 тыс. чел.), эрсаров (150 тыс.) и алимисов (250 тыс.), а также нескольких десятков автономных кланов. Некоторые туркмены составляли земледельческое население плодородных оазисов, однако большинство занималось кочевым скотоводством на обширных пространствах сухих степей и полупустынь. Весьма популярным занятием мужчин, особенно молодых джигитов, являлся упоминавшийся аламан, или вооруженный набег на поселения соседних народов, ведь помимо туркмен, Закаспийская область была населена и другими этническими группами: курдами, пуштунами, персами и т. д., особенно в персидско-афганском пограничье [672]. Исторический эскиз, посвященный аламану, содержит следующую эмоциональную характеристику этого занятия туркмен: «Все воспитание, как их самих, так и их ближайших друзей и помощников — лошадей, было приноровлено к наилучшему выполнению разбойничьих набегов. Никакие расстояния, никакие пустыни не были страшны для них. Везде находили дорогу их хищные шайки, и всюду несли они с собой смерть, огонь и тяжелое рабство. Жизнь человека и его страдания не имели в их глазах ни малейшего значения, и они избивали при сопротивлении или уводили на веревках в плен и на продажу в Хиву и Бухару сотни и тысячи несчастных персиян и персиянок. «На коне туркмен не знает ни отца, ни матери!» — гласит их поговорка» [673].

По описаниям европейских путешественников, климат в Закаспийской области был еще более континентальным, чем в Хивинском или Бухарском ханствах. Удушливая жара с апреля по ноябрь, пыльные бури, отсутствие пресных водоемов, нападения опасных для жизни человека животных, распространение инфекционных болезней, включая чуму, холеру и дизентерию — все эти неблагоприятные факторы серьезно затрудняли изучение туркменских земель экспедициями европейцев [674].

Еще в ходе хивинской кампании 1873 г. царские стратеги, прежде всего Кауфман, потребовали от йомудов выплаты контрибуции в 300 тыс. руб. за поддержку хана в борьбе против русских. Согласно информации, полученной упоминавшимися ранее Барнэби и Шуйлером, отказ йомудов от погашения этой суммы стал предлогом для внезапной атаки царских войск в июле 1873 г. Как нетрудно догадаться, нападение завершилось резней йомудов, разорением их кишлаков и захватом большего количества домашнего скота — овец и верблюдов [675]. Стоит отметить, что хивинский хан был также заинтересован в обуздании туркменской «вольницы», поскольку тем самым его владения получали избавление от их регулярных набегов [676]. После подчинения йомудов только два крупнейших оазиса — Ахал-Теке и Мерв — оставались вне сферы влияния России.