Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Хотя попытка исследователя добраться до пункта назначения закончилась неудачей из–3а отказа тибетских властей в Чамдо, небольшом городке, лежащем примерно в 480 км северо-восточнее Лхасы, разрешить дальнейшее продвижение экспедиции к цели, ему удалось собрать важные сведения о политической ситуации, географических особенностях и этно-конфессиональных противоречиях в этой части Тибета, населенной племенами тангутов [968]. Согласно информации, представленной Козловым в итоговом отчете, Тибетское нагорье можно было разделить на три относительно самостоятельных региона: Центральный, Восточный и Северный. Если первый из них управлялся самим Далай-ламой, то два других контролировались непосредственно цинскими властями. С точки зрения Козлова, население Тибета разочаровалось в маньчжурской династии после сокрушительного поражения Китая от Японии в 1895 г. Окончательно пекинское правительство уронило свой авторитет среди тибетцев в результате разгрома великими державами восстания ихэтуаней ( боксеров ) и вступления их экспедиционных сил в столицу Поднебесной империи. Однако Тибет не обладал достаточным военным потенциалом, чтобы сбросить иго Цинов, и поэтому искал могущественного покровителя, который оказал бы содействие в получении независимости. Великий Белый Царь занимал первое место в списке возможных протекторов Тибета, потому что он не запрещал своим подданным — бурятам и калмыкам — исповедовать буддизм на территории Российской империи [969].

Данные, собранные Козловым, получившим в награду следующее воинское звание после возвращения на Родину, составили основу нескольких аналитических записок офицеров Генерального штаба, которые на протяжении 1901–1903 гг. выступали за оказание тайной военной помощи Тибету с целью отделения его от Цинской империи и установления над ним протектората России [970].

Не приходится удивляться поэтому, что британский истеблишмент отнюдь не горел желанием увидеть казаков, патрулирующих улицы Лхасы, как обещал Доржиев Далай-ламе и его окружению в 1902 г. Представляется вполне вероятным, что большинство английских политиков, прежде всего лорд Керзон, были убеждены в том, что пока Цинская империя сохраняет свою территориальную целостность, особенно в приграничных регионах с Россией, последняя не представляет прямой угрозы для северо-восточных рубежей Британской Индии. Но если господство маньчжурской династии пошатнется, как это произошло во время тайпинского восстания или войны против Японии, а уж тем более если ему придет конец, то Тибет неизбежно окажется в руках России, что усилит англо-русскую конфронтацию в Азии [971]. Помимо этого, многие политики, включая Керзона, подозревали царя в стремлении использовать традиционную ксенофобию китайцев в отношении представителей европейских держав к выгоде русских [972].

11 июня 1901 г. Керзон направил Гамильтону меморандум о замыслах России в Тибете. По мнению вице-короля, Британия не обладала достаточными силами и средствами, чтобы воспрепятствовать переходу Монголии или Синьцзяна под контроль России, однако Кабинет был обязан не допустить установления российского протектората над Тибетом, что представляло бы «явную угрозу» и «источник опасений» для Индийской империи. «Если русские достигнут границ Непала, — утверждал автор меморандума, — эта страна превратится во второй Афганистан вместо того, чтобы служить буфером между нами и Россией» [973]. Осуждая позицию сторонников политики «искусного сдерживания» в Азии, Керзон с возмущением писал в министерство по делам Индии: «Молчаливое согласие с целями России в Тегеране или Мешхеде не спасет Сеистан. Молчаливое согласие в Сеистане не отвратит ее взор от залива. Молчаливое согласие в заливе не предотвратит интриг и осложнений в Белуджистане. Молчаливое согласие в Герате и Афганском Туркестане не спасут Кашгарию. Молчаливое согласие в Кашгарии не отведет глаз России от Тибета. Каждый новый кусок только разжигает ее аппетит для господства во всей Азии. Если Россия призвана удовлетворить эти амбиции, то еще больше прав имеет Британия; она просто вынуждена защищать то, что она завоевала, и давать отпор посягательствам, являющимся всего лишь частью более обширного плана» [974].

Вице-король ратовал за обновление концепции активной обороны Индии с учетом тибетского направления, которое приобрело актуальность в конце 1890-х гг. «Тибет, я полагаю, в реальности более склонен искать защиты у нас, чем у России, — писал Керзон в частном послании Гамильтону, — и я лелею тайную надежду, что связь, которую я пытаюсь установить с Далай-ламой может открыть хоть какие-то отношения между нами» [975]. Как справедливо заметил один современный индийский историк, «Керзон не только передвигал фигуры в Большой Игре на традиционных площадках Персии и Афганистана, но также впервые вовлек Тибет в ее (Игры. — Е.С .) сферу» [976].