Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Среди собранных сенатором Постниковым материалов имелись сведения о безумных, не по средствам, тратах, показания об огромной сумме, переданной военному министру при посредстве его жены, обратившей его в главного агента немцев, и еще целые залежи других нелепостей самого бульварного происхождения. Что все это собиралось единственно в целях демагогии, видно из приговора суда, в котором нет ни одного пункта, созданного из материалов подкомиссии сенатора Постникова. Из множества лиц, доставлявших ей свои сенсационные инсинуации, на заседание суда явился только один — авантюрист Андроников. Но и этот пришел не добровольно, а был приведен под конвоем. Смущенным голосом он заявил, что никакими конкретными данными, подтверждающими его донос, он не обладает.

Жену Сухомлинова оправдали, но удельный вес тех сведений, которые подкомиссия собирала, ее и не интересовал. Ее задача заключалась в том, что бы обработать соответствующим образом общественное мнение, и она правильно учла, что самым лучшим средством для этой цели является клевета. Против формулированного обвинения можно возражать, приводить доказательства, апеллировать к здравому смыслу; парализовать клевету, да еще такую, которая исходит из следственной комиссии, распространяется печатью, поддерживается парламентом и передается из уст в уста, — совершенно невозможно. Давно и справедливо говорится: «calomniez, calomniez, il en restera toujours quelque chose» 59 .

В искусственно заряженной клеветой общественной атмосфере успех обвинений в предательстве был заранее обеспечен. Доказательства и улики стали излишни. В них никто не нуждался и ими никто не интересовался.

Позволяя себе подробно изложить все обстоятельства дела о государственной измене Сухомлинова, я исхожу из соображения, что читатель не только пожелает узнать справедливость и возможность предъявленного покойному министру обвинения, но что ему интересно будет так же ознакомиться с той чудовищной беспринципностью, которую проявили творцы и руководители этого процесса.

Обвинение Сухомлинова в измене было органически связано с двумя приговорами военно-полевых судов:

I) По делу о жандармском полковнике Мясоедове и II) По делу об артиллерийском полковнике Иванове и других.

В конце декабря 1914-го года, ввиду подготовлявшейся операции против австрийской крепости Перемышль, началась переброска в Галицию войск с тех наших фронтов, которые высшее командование признало вышедшими из сферы немецких нападений. К числу таковых была отнесена и та небольшая часть восточной Пруссии, которая еще оставалась в нашем владении и на которую наступление немецкими военными не ожидалось по той простой причине, что если у немцев не хватило сил очистить ее до сих пор, то в будущем эти силы будут с каждым днем уменьшатся, а следовательно, уменьшатся будет и возможность их наступления. Это логически правильно построенное рассуждение ходом событий, однако, не подтвердилось.

Дав нам возможность спокойно увести значительную часть войск, и зная слабую провозоспособность наших железных дорог, исключавшую возможность быстрой их переброски, немцы в середине января 1915 года начали операцию, имевшую конечной целью полное очищение своей территории. Операция эта им удалась благодаря целому ряду наших ошибок, так как, несмотря на увод из восточной Пруссии большого количества войск, все же численный перевес оставался на нашей стороне. В результате немецкого наступления 20-ый корпус был уничтожен, а остальные части 10-й армии приведены в совершенное расстройство.

Гибель целой армии, сопровождавшаяся неисчислимыми материальными потерями, произвела ошеломляющее впечатление. Понеслось проклятое слово «измена», и по всей стране поползли самые нелепые легенды о шпионах и предателях. Десятой армией командовал генерал Сиверс, начальником его штаба был генерал барон Будберг. Обоих немедленно устранили от должностей, и, судя по характеру оценки их боевой деятельности, все ожидали предания их военно-полевому суду по обвинению в измене.

Но затем наступила заминка, о Сиверсе и Будберге все замолчали, а в конце марта 1915-го года в газетах появилась заметка, что заведующий контрразведкой при штабе 10-й армии подполковник Мясоедов 60 повешен за шпионство и мародерство. Одинаковая редакция этой заметки во всех газетах, исходившей, очевидно, из одного и того же официального источника, сразу обращала внимание своей загадочной лаконичностью. Отсутствие указания на какие-либо конкретные действия было тем более странно, что шпионом оказалось лицо, служебные обязанности которого заключались в борьбе со шпионажем. Еще удивительнее представлялось одновременное обвинение этого лица и в мародерстве, то есть грабеже на театре военных действий. Жандармский полковник, служащий при штабе армии и занимающийся шпионажем и мародерством, казался явлением просто невероятным, но в моей памяти хорошо сохранилась роль Мясоедова в Виленском процессе о чинах пограничной стражи. Роль эта определенно относила его к людям, умеющим греть у жизненного костра обе руки. В ее аспекте невероятное становилось возможным.