Андрей Богданов - Повседневная жизнь Древней Руси

Но… разве князья русские не были господами в городах? Разве они не брали с градских мужей налоги и подати, не заставляли их выполнять повинности? Нет! В благословенные времена княгини Ольги и нескольких поколений ее потомков князья не были господами горожан. Не только в Новгороде двор князя стоял за городскими стенами — в Киеве Ольга с мужем и дружиной жили также на выселках. Горожане или призывали князей на службу, или соглашались, чтобы те исполняли обязанности военного защитника и третейского судьи за определенную плату. Мы познакомимся с этими обычаями чуть позже. Сейчас довольно сказать, что русский князь жил и содержал дружину в основном за счет косвенных, судебных и таможенных сборов.

Конечно, градские мужи могли в экстренном случае добровольно пожертвовать князю на его войско часть своего добра. Это нисколько не умаляло чести градских мужей. В 1018 году правнук Ольги Ярослав Мудрый потерпел поражение на войне и вздумал бежать за море. Тогда новгородцы во главе с посадником (выборным главой города) Коснятином, сыном Добрыни, изрубили его ладьи и «начали скот (то есть деньги. — А.Б .) брать, от мужа по четыре куны, а от старост (руководителей районов-концов города. — А.Б .) по 10 гривен, а от бояр по 80 гривен, и привели варягов (наемных воинов. — А.Б .), и дали им скот», — гласит Лаврентьевская летопись [95] ПСРЛ. Т. 1. Вып. 1. Стб. 143. .

По этому описанию мы видим, что простые городские мужи, без выборной должности (старосты, посадника) или крупного землевладения (бояре), и через полвека после Ольги не отличались зажиточностью. Позже среди них появятся и богатейшие купцы-гости, и хозяева огромных ремесленных мастерских, и вожди городских партий, за которыми пойдут тысячи людей. Сейчас нам принципиально важно понять, что все экономически независимые свободные граждане, не считая, разумеется, холопов и добровольных работных людей, были мужами. Да, среди них были «великие мужи», «большие мужи», «добрые мужи», «лучшие мужи», «избранные мужи», «нарочитые мужи», «старейшие мужи». По сравнению с ними другие мужи были «молодшими» и «меньшими». Но хотя социальных и политических возможностей у послед них было меньше, их статус мужей был в полной силе. Градские мужи уступали профессиональным воинам княжеской дружины в боевом мастерстве, но превосходили их числом и экономическими возможностями.

Объединение градских мужей делало их практически непобедимыми. «Поди княже прочь, та нам еси не надобен», — говорили собравшиеся на городской совет-вече мужи [96] В Новгороде, Киеве, Чернигове, Смоленске, Полоцке, Галиче и других городах. . И князь, как правило, даже не думал противостоять их воле, но собирал свои нехитрые пожитки и отправлялся восвояси. Силу объединения всех мужей, от князей до городских бедняков, понимали, по крайней мере в изложении летописцев, многие в трудные для Руси времена. В романе Дюма-отца «Три мушкетера» силу единства мужчин-воинов в жестоком мире выражал девиз: «Один за всех и все за одного». В 1147 году среди усобиц подобный девиз прозвучал по-русски, более точно: «Будем вси за один муж» [97] Ипатьевская летопись // ПСРЛ. Т. 2. Стб. 342. . Проблема была в том, что древнерусские мужи, подобно французским дворянам XVII века, прекрасно понимая свое корпоративное преимущество, в то же время считали долгом силой отстаивать свои достоинства и права против всех других мужей.

Как и сегодня, взрослый и физически крепкий мужчина признавался окружающими «настоящим мужчиной», когда он вел себя «по-мужски», противопоставляя силу любому насилию. «Русская правда» в самой ранней ее части, «Правде Ярослава» (1016), рисует мужское общество, в котором на вторжение в личное пространство — хоть вырывание бороды, хоть утыкание пальцем — незамедлительно следует ответ: удар мечом, топором или подвернувшейся под руку лавкой. Ярослав Мудрый (а потом его сыновья) пытался заменить штрафами господствовавшую при его прабабушке Ольге мужскую месть за оскорбление, кражу или порчу имущества. За убитого мужа правом была кровная месть его родственников, недаром носивших гордое имя мужей.

Женщины и дети находились за широкой спиной мужа — отца, брата, мужа, тестя и других взрослых мужчин их рода. В обществе, где обидчика положено по закону избить или рубануть топором [98] Так было в Великом Новгороде, для которого создавалась «Русская правда» и где топор был таким же основным видом оружия, как копье на юге Руси, в Киеве или Чернигове. , слабый имел лишь те права, которые давались ему силой сильного. Поэтому ни о каком наследовании от отца к сыну не могло быть и речи: после смерти сильнейшего в семье роль главного мужа переходила к старшему, к брату почившего мужа или другому взрослому, матерому родственнику, готовому ответить ударом на удар. Взять женщину силой было правом мужа, которое никто не оспаривал. За исключением другого мужа, претендовавшего на ту же жену, и мужей ее рода, которые по праву обязаны были ее защитить [99] Неспособность защитить «свою» женщину тогда, как и сейчас, означала гибель в бою или потерю статуса. С той разницей, что в X в. статус мужа, «настоящего мужчины», был социально определяющим. . Рискну предположить, что так было и среди смердов. Относительно мирное «умыкание» девиц по согласию из другой верви гарантировалось сравнительным равенством сил соседних вервей. Но даже смерды «имели по две и три жены», — рассказывает «Повесть временных лет». «Умыкание» девицы по ее согласию означало уважение к ее верви, а не к девице. Мужчина мог проявить такое уважение к соседям столько раз, сколько мог и хотел. Воля женщины мало что значила при господстве силы.