Андрей Богданов - Повседневная жизнь Древней Руси

Челн и, судя по позднему северному названию долбленой лодки, «стружек» исследователям было легко отнести к однодеревкам. Тогда и «набойная ладья» интерпретируется не разумно с инженерной точки зрения, как речная бескилевая плоскодонка, насад [89] Известный с XII до XVIII в. насад — речное плоскодонное судно изрядной грузоподъемности, вмещавшее и крепкую дружину, и большие грузы. Эту деревянную баржу с высокими бортами, но небольшой осадкой водили по рекам, особенно по Волге и Днепру выше порогов, на веслах, под парусом и с помощью бурлаков. В непогоду, как отмечают летописи, насад нередко сносило ветром. Крупные насады было невозможно поднять вверх по реке, и в низовьях их продавали на доски. Зато один большой насад мог перевозить сотни людей, не считая десятков тонн тяжелых и негабаритных грузов вроде леса. , но именно как долбленка, увеличенная в размерах путем нашивания на борта досок. Похоже, что исследователи, ослепленные своей трактовкой «моноксилов» ромейского императора, не пытались представить воочию странную конструкцию, которую описали словесно.

Долбленка не сужается к носу и корме, просто потому, что срубать слои дерева под малым утлом наискосок нельзя — оно расслоится в воде. Поэтому известные нам древние долбленки похожи на пустотелое бревно или корыто, в зависимости от соотношения длины и ширины [90] Не осмеливаюсь противоречить атрибуции археологов, но до сих пор все найденные на Руси «долбленые суда» как две капли воды похожи на поилки для скота. . Никакой набивкой досок длинному корыту нельзя придать обводов, характерных для речных и морских судов, широких в середине и плавно сужающихся к носу и корме. Шириной долбленка может быть до метра; пусть доски расширят ее даже до двух метров — этого все равно мало, чтобы получить достаточно остойчивую речную лодку. Ведь борта долбленки слишком круто уходят вверх. Если их наращивать досками под другим, более пологим к воде углом, долбленка прекратится в глубоко сидящий в воде киль. Ура! Мы добились своего!

Но зачем выдалбливать киль, если главное требование к нему — прочность и… тяжесть?! Для остойчивости килевых судов викингов и ромеев в них вдобавок загружали тонны камней, служивших балластом. Без этого даже довольно широкое судно (не корыто в прямом смысле) перевернется, едва подняв парус. Но балласт, скажете вы, можно загрузить и в долбленку! Верно, и долбленый киль сломается даже на легкой морской волне, не выдержав продольного скручивания. Делать киль из цельного бревна людей научила жизнь, полная горького опыта и успешных попыток избежать лишней работы. Ведь раскалывать стволы деревьев на доски, крепить их между собой и к шпангоутам гораздо проще, чем долбить или выжигать изнутри огромное дерево, которое превратится в итоге в тяжелое и ненадежное корыто с большой осадкой — средство от ожирения при преодолении порогов Днепра и прекрасный гроб-домовина в море.

Теперь представим себе картину более наглядно. Викинги приходят на своих легких, быстроходных и надежных судах по рекам на Восточно-Европейскую равнину. Вместе с огромной массой местного населения они образуют среди славян военно-торговое объединение русов. И это дурно сказывается на их умственных способностях. Они бросают свои довольно легкие в изготовлении суда и начинают действовать, как описал Константин Багрянородный:

«Славяне… рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются к Киеву. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам, росы же, купив одни эти долбленки и разобрав свои старые моноксилы, переносят с тех на эти весла, уключины и прочее убранство, снаряжают их. И в июне месяце» начинают спуск по Днепру. Преодолев пороги разными экстравагантными способами (император не знал о волоках), русы «снова… переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]». Превратив, таким образом, долбленки в парусные суда, русы идут вдоль восточного берега Черного моря до границ империи, «где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание». Причем даже там они не могут продать на дрова тот хлам, на котором пришли, потому что надо возвращаться назад, а на берегах их подстерегают жестокие печенеги.