Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Обеспечив, таким способом, сохранение своей власти над «Срединным государством», кровожадная Люй-Хоу могла спокойно дожидаться, пока подрастет ее собственный внук, сын слабонервного и слишком впечатлительного Хуэй-ди. Чтобы, в назначенный срок, возвести на престол и его. Разумеется, для этого необходимо было удалить с престола «Сына Неба» (а точнее – сына наложницы), который был временно на этот трон посажен. Люй Хоу убила его собственными руками (повторив затем тот же «фокус» и с другим посаженным на престол «Сыном Неба» столь же сомнительного происхождения). Как видно, нравы, процветавшие при императорском дворе Китая, не слишком-то, по сути, отличались от нравов в «кибиточной ставке» шаньюев «диких» хунну. Впрочем, и полтысячелетия спустя нравы при дворах правителей Ветхого и Нового Рима мало чем отличались от нравов, царивших в ставке Аттилы. Читатель еще сможет в этом убедиться. И вот с этим-то высокородным чудищем, с этим демоном в женском обличье, шаньюй Модэ возмечтал разделить свое ложе! «По его понятиям, это означало, что Китайская империя должна пойти в приданое за супругой, и он надеялся таким образом приобрести весь Китай» (Гумилев).

Исключительно мирным путем, не пролив ни капли гуннской или китайской крови! Возможно, простодушный (несмотря на все свое природное лукавство) степной варвар просто не подозревал о том, что его матримониальный план мог оказаться для него куда опаснее, чем самый рискованный из совершенных им походов. Письмо шаньюя императрице Люй Хоу исполнено иронии и мужской самоуверенности – как сказали бы сегодня, маскулинности:

«Я, одинокий государь, не созданный для одинокой жизни, рожденный посреди рек и болот, выросший на обширных равнинах среди волов и лошадей, нередко пребывал в приграничных землях, желая как-нибудь совершить путешествие в Срединное государство. Твоему Величеству, вдовице, там так одиноко на престоле. Но и я, осиротелый, не могу стоять на собственных ногах и тоже живу в полном одиночестве. Ты в твоем старом дворце, и я здесь, мы, оба государя, влачим, следовательно, безрадостное существование, не имея ни в чем утешения для себя. Желаю то, что ты имеешь, променять на то, чего тебе не хватает». Существуют и другие варианты перевода этого письма. Например: «Сирый и дряхлый государь, рожденный посреди болот, выросший в степи между лошадьми и волами, несколько раз приходил к вашим пределам, желая прогуляться по Срединному государству. Государыня одинока на престоле. Сирый и дряхлый тоже живет в одиночестве. Оба государя живут в скуке, не имея ни в чем утешения для себя. Желаю то, что имею, променять на то, чего не имею». Согласитесь, смысл в этом варианте перевода не совсем такой, как в приведенном выше. Кстати говоря, «дряхлому» (в этом варианте) Маодуню, на момент написания письма жестокосердной Люй-Хоу, не было еще и 40.

Понять, насколько дерзким, наглым, неприличным были, с китайской точки зрения, тон и содержание послания Мотуна, можно, разумеется, лишь сравнив их с цветистыми подобострастными формулами, к которым китайские императоры и императрицы были приучены с детства. Да и принятый в азиатских державах витиеватый дипломатический стиль, достигший особой утонченности в древних Китае и Индии, естественно, резко отличался от откровенных высказываний, вроде содержащихся в письме шаньюя Маодуня. Поэтому китайские анналы сообщают, что императрица-мать Люй-Хоу так разгневалась, что вознамерилась сначала объявить всеобщую мобилизацию и двинуть свои армии против Модэ и его гуннских варваров. Она призвала своего любовника и главного советника Шань Ицзи, носившего титул Пиян-Хоу, и других преданных приближенных, чтобы решить, не следует ли им, не мешкая, четвертовать (вариант: обезглавить) гуннского посланника, доставившего ей столь дерзкое письмо. А затем – призвать все мужское население к оружию и напасть на гуннов-хунну.

Военачальник Фань Куай высказался первым, заявив, что надеется со 100-тысячной армией пройти центральную область хунну, уничтожив их. Тогда императрица поинтересовалась мнением Цзи (Ги) Бу. Тот заявил, что Фань Куаю надо отрубить голову за то, что он не спас императора: «Фань Куай заслужил отсечения головы! Когда он недавно с 320-тысячным войском подавлял восстание в уделе Дай, хунны воспользовались создавшимся положением и окружили нашего императора Гао в его столице городе Пьхин-чен (вариант: Пинчэн, Пьхинчин). Хотя Фань Куай обладал превосходством в силах, он оказался не в состоянии прорвать кольцо окружения и освободить императора. По всему миру об этом пели следующую песню: