Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

В данной связи следует заметить, что уже намеки Эдекона относительно транспортировки золота свидетельствуют о том, что он лишь притворно согласился принять участие в покушении на жизнь Аттилы. Предложенный им римлянам излишне сложный путь доставки денег, предназначенных для подкупа, в гуннскую державу наверняка преследовал лишь одну цель. Иметь убедительное доказательство реальности разработанного «ромеями» плана «заказного» цареубийства. Об этом свидетельствуют и дальнейшие действия Аттилы:

«Уже мы вьючили скотину и хотели, по необходимости, пуститься в путь ночью, как пришли к нам некоторые Скифы с объявлением, что Аттила приказывает нам остановиться по причине ночного времени. К тому же месту пришли другие Скифы с присланными к нам Аттилою речными рыбами и быком. Поужинав, мы легли спать. Когда рассвело, мы еще надеялись, что получим от варвара какой-нибудь кроткий и снисходительный отзыв» (Приск).

Опытному мастеру дипломатической интриги Приску, вопреки бесчисленным препонам, все-таки удалось, всеми правдами и неправдами, добиться аудиенции у Аттилы для своего посольства. Для этого хитроумному «ромею» понадобилась помощь доверенного лица Аттилы по имени Скотта. Его брат был испрошен императором Феодосием II в качестве гуннского посланника. Что, естественно, давало избраннику шансы прославиться и обогатиться. Шутка ли – побывать посланником в Царьграде, средоточии земных богатств! Надежда на лестное и выгодное назначение побудила Скотту упросить Аттилу смилостивиться и принять «ромеев». Приводимое далее сообщение Приска считается единственным подробным, достоверным описанием Аттилы как личности, его нрава и повадок, во всей необозримой и разноязычной литературе о гуннском царе:

«Возвратившись к Максимину, предававшемуся унынию вместе с Бигилой и крайне расстроенному положением дел я передал ему свой разговор со Скоттой и полученный от него ответ и прибавил, что нужно приготовить дары для передачи варвару и обдумать, что мы ему скажем. Оба они, вскочив (я застал их лежащими на траве), похвалили мой поступок, отозвали назад людей, уже выступивших с вьючными животными, и стали обсуждать, как будут приветствовать Аттилу и как передадут ему дары императора и те, которые привез сам Максимин. Пока мы занимались этим, Аттила пригласил нас через Скотту, и вот мы явились к его шатру, охраняемому кругом толпой варваров. Получив позволение войти, мы застали Аттилу сидящим на деревянном кресле. Мы стали немного поодаль трона; Максимин, приблизившись, приветствовал варвара и, передав ему письмо императора, сказал, что император желает доброго здоровья ему и окружающим его. Аттила ответил пожеланием римлянам того же, чего они ему желают, и тотчас обратился к Бигиле, обзывая его бесстыдным животным и спрашивая, с какой стати он пожелал явиться к нему, зная решение его и Анатолия о мире, причем было сказано, чтобы к нему не являлись послы прежде, чем все беглецы не будут выданы варварам. Когда же Бигила ответил, что у римлян нет беглецов из скифского народа, так как все бывшие уже выданы, Аттила, еще больше рассердившись и осыпав его бранью, крикнул, что он посадил бы его на кол и отдал на съедение хищным птицам, если бы не показалось нарушением посольского устава то, что он подверг бы его такому наказанию за бесстыдство и дерзость его слов; он прибавил, что у римлян есть много беглецов из его племени и приказал секретарям прочитать их имена, записанные на хартии. Когда они прочитали всех, он приказал Бигиле удалиться без всякого промедления, прибавляя, что он пошлет вместе с ним и Эслу сказать римлянам, чтобы они выслали к нему всех варваров, перебежавших к ним со времен Карпилеона (сына Аэция, римского полководца на Западе), бывшего у него заложником; ибо, говорил он, он не допустит, чтобы его рабы выступали в битву против него, хотя бы они и не могли быть полезны вверившим им охрану своей земли: в самом деле, – говорил он, – какой город или какое укрепление, которым он вознамерился овладеть, спасены ими?» (Приск).

Надеемся, что уважаемый читатель не забыл еще об упоминавшемся выше сыне Аэция Карпилеоне (Карпилионе), проведшем несколько лет в качестве западно-римского заложника при гуннском дворе. Судя по всему, это было до 440 г. Теперь Аттила решил окончательно решить проблему. И вернуть под свою власть всех гуннов, перебежавших к римлянам за последние восемь лет. Он хотел исключить возможность использования Восточным Римом методов, которыми пользовался Западный Рим, стремивщийся укрепить свою слабеющую военную мощь путем набора в римское войско боеспособных отрядов, составленных из гуннских перебежчиков. Наверняка же у злокозненных «ромеев» было немало гуннских «переметников», включая знатных представителей гуннской правящей верхушки. Иначе вряд ли бы Аттила так настойчиво стал требовать их выдачи. Его держава была явно организована лучше, чем до сих пор принято считать. У него имелось нечто вроде военной полиции (или, если угодно, полевой жандармерии), действовавшей весьма эффективно, что явствует из следующего обстоятельства. По приказу Аттилы «ромейским» послам зачитали с листа целый список имен беглецов, выдачи которых «Батюшка» требовал у восточных римлян. О каком-либо «варварском хаосе» или «кочевнической безалаберности» не могло быть и речи. Скорее о безжалостном порядке диктатуры вроде чингис-хановской: