Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Эти два приближенных Аттилы – Эдикон и Орест – представляли собой, кстати говоря, одну из самых удивительных пар во всей гуннской (и римской) истории. Им обоим было суждено стать отцами венценосцев. Ибо Оресту удалось (хотя и ненадолго) возвести своего сына на западно-римский императорский престол под именем Ромула Августа. Народный юмор превратил его в «Августула», т. е. «Августишку», «Августенка», «Августика», «Маленького Августа». А сыну Эдикона – Одоакру (Оттокару, Одоацеру, Отахеру) – удалось сместить этого сына Ореста с западно-римского престола и править Италией в качестве ее «царя». Правда, формально – от имени восточно-римского василевса. Которому Одоакр отослал во Второй Рим отнятые у низложенного им Ромула (этого 15-летнего мальчугана, как на грех, звали так же, как и легендарного основателя Рима на Тибре!) инсигнии (знаки власти над империей) – порфиру-багряницу и корону-диадему.

Несмотря на недвусмысленное указание Приска, явно знавшего, что к чему, многие позднейшие (в первую очередь – немецкие) историки почему-то сочли своим долгом (перед нордической, арийской или белой расой?) упорно отрицать факт гуннского происхождения Одоакра – вне всякого сомнения, одного из ярчайших деятелей эпохи «Великого переселения народов». М.В. Ломоносов и другие столь же упорно считали Одоакра славянином или рус(с)ом (ругом, руги-ем). Между тем, не подлежит никакому сомнению факт принадлежности Эдикона не просто к знатному, но княжескому гуннскому роду, близкому царской фамилии. Никаких сведений о жене (или, скорее всего, женах) Эдекона, в том числе и о матери Одоакра, до нас не дошло. И потому вопрос, текла ли в жилах этого «германского военачальника» и «ликвидатора Западной Римской империи» (которым он, в действительности, вовсе не был) хоть капля германской крови, остается по сей день открытым. Правда, можно предположить, что Эдекон взял себе жену (брал себе жен) из того подчиненного гуннам племени, править которым был поставлен Аттилой. Т.е. германского племени скиров, приобретшего значение лишь под его управлением, в союзе с герулами и туркилингами. В таком случае Одоакр был германцем хотя бы по матери. Но это лишь предположение! «Темна вода во облацех»…

«Мы прибыли в Наисс и нашли этот город безлюдным и разрушенным (во время последней войны гуннов с восточными римлянами – В.А.) неприятелями. Лишь немногие жители, одержимые болезнями, укрывались в священных обителях. Мы остановились поодаль от реки, на чистом месте, а по берегу ее все было покрыто костями убитых в сражении. На другой день мы приехали к Агин-фею (Агинтею), предводителю стоявших недалеко от Наисса Иллирийских войск (Восточной Римской империи – В.А.), для объявления ему царского (императорского – В.А.) повеления, и для получения от него пяти человек беглых, из числа семнадцати, о которых было упомянуто в письме к Аттиле. Мы вступили с ним в сношения и объявили ему, чтоб он выдал Уннам пятерых переметчиков. Агинфей выдал нам беглых, утешив их ласковыми словами» (Приск).

С трудом одолев последний отрезок пути, восточно-римские послы (не встреченные Аттилой под Сардикой, как ожидалось), прибыли, наконец, в стан гуннского царя. Им отвели место, с которого невозможно было обозреть гуннский лагерь. Они никак не могли добиться приема у Аттилы. В приеме им отказывали под предлогом, что владыка гуннов готовился к очередному военному походу (замаскированному под «охоту в римских владениях»). Целью похода было принудить восточных римлян выдать Аттиле всех перебежчиков до единого. Вигила, единственный «ромей», посвященный в заговор на жизнь гуннского царя, стал опасаться, как бы не пришлось посольству возвращаться к своему «земному богу» Феодосию II, так сказать, «несолоно хлебавши».

«Я легко бы убедил Аттилу, сказал Вигила, прекратить несогласия с Римлянами, когда бы мне удалось поговорить с ним, потому что во время посольства Анатолиева (предыдущего ромейского посольства в стан Аттилы – В.А.), я был с ним коротко знаком. Вигила говорил это, полагая, что Эдикон был к нему благорасположен. Под предлогом истинным или ложным, что он хотел переговорить с Эдиконом о делах посольства, он искал случая посоветоваться с ним как о том, в чем они условились между собою против Аттилы, так равно и о количестве золота, в котором, как уверял Эдикон, имел он нужду для раздачи известным ему людям. Однако ж Вигила не знал, что он был предан Эдиконом. Обманув ли Римлян ложным обещанием посягнуть на жизнь Аттилы, боясь ли, чтоб Орест не пересказал Аттиле того, что он говорил нам в Сардике, после угощения – когда он обвинял Эдикона в свидании с царем (императором Феодосием – В.А.) и с евнухом, тайно от него – Эдикон открыл Аттиле составленный против него заговор, и донес ему о количестве ожидаемого от Римлян золота и о цели нашего посольства» (Приск).