Коллектив авторов - Регионы Российской империи - идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

С другой стороны, местный рабочий класс в отчетах оренбургских гражданских губернаторов характеризовался как угнетаемый, но постепенно улучшающий свое положение: «крайне тягостные условия» (1885), «крайне тяжелое положение» (1885), происходит «улучшение быта… рабочих» (1894), «усиливается спрос на ремесленников» (1897), «крайне тяжелые экономические условия» (1900), «принимают живейшее участие в деле управления больничными кассами, приучаясь к порядку и согласованию своей деятельности с законом» (1913). Оренбургские губернаторы, таким образом, в противопоставлении «капиталистов» и «пролетариата» свои симпатии отдавали последним. Причины такого подхода могли быть совершенно различными: например, чтобы подчеркнуть перед правительством свою неаффилированность с местными промышленными группами, или из‐за консерватизма и патриархально-попечительского отношения к населению со стороны губернаторов.

Как и следовало ожидать, в отчетах доминируют характеристики самой большой по численности группы населения края – крестьян: «бедственное положение» (1890), «зажиточные домохозяева обеднели» (1890), «не в состоянии произвести посевы своими средствами» (1892), «возрастающее стремление к образованию» (1897), «традиционное недоверие крестьян к медицине начинает уступать правильному понятию» (1898), «привычка к деятельному труду и деятельная жизнь» (1900), «экономическое и нравственное преуспеяние» (1900). Из приведенного перечня типичных высказываний видно, что образ оренбургских крестьян претерпел определенную эволюцию: настойчивое указание на бедность этой социальной группы сменилось рассказами о ее активном развитии. Однако этот образ, выстроенный к 1900 году, полностью исчезает из губернаторских отчетов в начале XX века, когда обобщающие оценки в отношении крестьян пропадают из документов.

Несколько иначе обстояло дело с казачеством: в отчетах оренбургских гражданских губернаторов, являвшихся одновременно и наказными атаманами Оренбургского казачьего войска, обобщающие суждения в отношении этой особой социальной группы присутствуют эпизодически и только в конце исследуемого периода: «наплыв в среду казаков иногородних отразился неблагоприятно на их экономической жизни» (1911), «неопределенность взаимоотношений крестьянских товариществ и войсковой администрации» (1913). Казачество, таким образом, оказывалось представлено находящимся в сложных, зачастую конкурентных отношениях с другими социальными группами, главным образом крестьянами.

Согласно губернаторским отчетам, население Оренбургской губернии составляли преимущественно крестьяне, причем они активно стремились к социальному развитию и росту, порой затрагивая интересы казачества (оказавшегося, таким образом, в позиции «обижаемых»). Местный рабочий класс, согласно этому типу документов, также встал на путь прогресса, хотя и испытывает неправомерное притеснение со стороны неэффективных местных предпринимателей.

В этническом разрезе население Оренбургской губернии в губернаторских отчетах конца XIX – начала XX века предстает удивительным образом несоответствующим реальному положению дел [414]. В проанализированном массиве отчетов обобщающие оценки в отношении русских, казахов и татар появляются лишь однократно. При этом башкиры упоминаются с заметной регулярностью. Русские оценены в отчетах совершенно ожидаемо – как «цивилизованное, оседлое» население (1885), татары – как обладающие «достойной энергией в труде», «аккуратностью… предусмотрительностью и трезвостью», при этом «фанатически исповедуют ислам» и являются «главным оплотом поддержки и пропаганды ислама» (1885). В отношении казахов обобщающая оценка сводилась к тому, что своих детей они посылают в школы «весьма охотно» (1897). Представленные оценки дают достаточно адекватный образ двух прочно укорененных в крае сил (русских и татар), цивилизационно (религиозно) различных и противостоящих друг другу, и их «младшего брата» (казахов), самостоятельной силой не являющегося, но стремящегося к росту культурного уровня.

В отношении башкир палитра оценочных суждений гораздо шире: «благосостояние племени далеко ниже [русских крестьян]» (1885), «нищета и совершенно примитивное и скудное удовлетворение самых ограниченных потребностей» (1885), «не только полный застой, но и вымирание» (1885), «фаталистическая беспечность кочевника» (1885), «полудикие» (1885), «неустройство поземельного быта» (1886), «мало склонные к земледельческому труду» (1896), «невежество и легковерие» (1896), «отсталость некультурного состояния» (1900), «фаталистическая беспечность натуры этого полукочевого племени, не имеющего правильных понятий о сельскохозяйственном труде и благосостоянии семьи» (1900), «башкиры по своей малокультурности не могут бороться за свои права» (1904), «отсталость» (1905), «башкирским землям в деле дальнейшей колонизации края предстоит еще видная роль» (1905), «возрастающее стремление к занятию земледелием» (1910). По сути, созданный местными губернаторами образ живущих в Оренбургской губернии башкир сводился к образу дикого аборигена, объекта приложения цивилизаторских усилий со стороны русского населения (распространение оседлости и занятие земледелием).