Коллектив авторов - Регионы Российской империи - идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В октябре 1847 года генерал В. О. Бебутов, который спустя месяц займет должность начальника гражданского управления Закавказским краем, писал первому кавказскому наместнику М. С. Воронцову: «Отвержение крепостного права за Кавказом и мысль, что у мусульман в провинциях живущих… не существует даже собственности, родилась в голове преобразователя Закавказского края барона Гана, под влиянием которого состояло тогда главное в здешнем крае управление, а потому сколько трудно теперь убедить Комитет (Кавказский комитет. – Прим. авт. ) в противном – столько сие тягостно для правительства исправить зло, произошедшее от неосновательного на предмет взгляда, этого сановника, накинувшего черную тень на все отрасли управления за Кавказом (здесь и далее курсив мой. – Прим. авт. )» [303].

Имя барона Павла Васильевича Гана и для современников, и для историков стало синонимом провалившейся авантюры заведомого дилетанта, который ловкостью царедворца приобрел доверие императора Николая I, но был позорно разоблачен после неудачной попытки реформировать систему гражданского управления на Кавказе в 1841 году.

Наиболее влиятельным источником для подобных реконструкций являются записки М. А. Корфа [304]. Именно на их основе формируются оценки реформы П. В. Гана и в современной историографии [305]. Автору этих строк также приходилось писать о гановской реформе под влиянием М. А. Корфа, а точнее его нарративного свидетельства [306]. При этом исследователи иногда ограничиваются лишь ироничными замечаниями М. А. Корфа в адрес П. В. Гана, зачастую оставляя без внимания контекст реформы, который подробно зафиксирован в широко цитируемых корфовских записках. В итоге административная реформа 1841 года трактуется как замысел П. В. Гана, а сам он предстает убежденным сторонником управленческого централизма или административной русификации [307]. Но действительно ли все обстояло подобным образом? Насколько справедливо считать неудачу административной реформы провалом П. В. Гана? И кому в действительности давал оценку в своем письме В. О. Бебутов: сенатору П. В. Гану или преобразованиям, которые он пытался провести?

В этой статье будут предложены ответы на эти и другие вопросы, связанные с подготовкой и проведением административной реформы на Кавказе в 1841 году. В качестве эмпирической основы использованы материалы фонда Особенной канцелярии министра финансов по секретной части, в котором сохранились бумаги о работе П. В. Гана во главе комиссии для составления Положения об управлении Закавказским краем.

Прежде всего необходимо хотя бы кратко остановиться на истории формирования имперских административных институтов и практик в регионе. Восточная Грузия стала частью Российской империи в 1801 году. Согласно манифесту императора Александра I от 12 сентября 1801 года, вновь присоединенная провинция разделялась на пять уездов, а общее начальство осуществляли главнокомандующий войсками, правитель (с 1811 года – грузинский гражданский губернатор) и Верховное грузинское правительство [308]. Последнее состояло из четырех экспедиций (исполнительной, казенной, уголовной и гражданской), которые функционально соответствовали институтам общей губернской администрации. В экспедициях заседали русские чиновники, а также грузинские аристократы. Это была отнюдь не случайная управленческая конфигурация. Спустя семнадцать лет будет введен в действие «Устав образования Бессарабской области», определивший высшим институтом администрации Верховный совет, в состав которого также входили представители местного дворянства [309]. Для Александра I участие местной аристократии в управлении новыми территориями являлось важным символом законности их поглощения империей. Интеграция «инородческого» дворянства в имперские административные структуры подчеркивала добровольность вхождения Восточной Грузии и Бессарабии в политико-правовое пространство Российского государства.

Административная система, введенная манифестом Александра I, вскоре показала свои изъяны. По оценке С. С. Эсадзе, основными проблемами оказались два обстоятельства: многоступенчатость административно-правовых процедур и языковой барьер между русскими бюрократами и местным населением [310]. О многочисленных сложностях в организации управления и суда в Грузии писал Александру I главноуправляющий на Кавказе П. Д. Цицианов во всеподданнейшем рапорте от 13 февраля 1804 года. Грузинские князья отказывались выполнять требования российских чиновников, которые не принадлежали к известным фамилиям: «…слово закон не имеет для них никакого смысла, и они стыдятся повиноваться капитан-исправнику, родом и чином незнатному» [311].