Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

2 апреля, примерно через неделю после того, как Одетте приснился тот разрушительный сон, Бонавентура поехал в Гитараму навестить мать. На пути домой он остановился в придорожном баре, совладельцем которого был Фродуальд Карамира, его бывший друг-сокамерник, превратившийся в лидера хуту. Бонавентура взял себе пива и долго беседовал с барменом о том, как изменился Карамира и к чему идет страна. Бармен сказал Бонавентуре, что Карамира твердит всем, что надо быть сторонниками «Власти хуту» и Хабьяриманы и что потом они от Хабьяриманы избавятся.

— Я спросил его, зачем так делать, — вспоминал Бонавентура. — Я сказал: «Вы же даете такую власть Хабьяримане, как же вы надеетесь от него избавиться?» — Бонавентура рассмеялся и добавил: — Он не захотел мне ответить.

А Хассан Нгезе рассказывал об этом всем, кто был готов купить его газету. Мартовский номер «Кангуры» вышел под «шапкой»: «ХАБЬЯРИМАНА УМРЕТ В МАРТЕ». Сопровождавшая заголовок карикатура изображала президента как «тутсилюба» и сообщника РПФ, а статья поясняла, что «его убьет не тутси», а «хуту, купленный тараканами». «Кангура» излагала сценарий, поразительно похожий на план, который описывал информатор Даллера: убийство президента происходит «во время массового празднества» или «во время встречи с лидерами-однопартийцами». Статья начиналась словами: «Не происходит ничего такого, чего мы не предсказывали», а заканчивалась таю «Никто не ценит жизнь Хабьяриманы сильнее, чем он сам. Важно рассказать ему, как он будет убит».

Вечер 6 апреля 1994 г. Томас Камилинди встречал в приподнятом расположении духа. Его жена Жаклин испекла торт для праздничного ужина в их доме в Кигали. Томасу исполнилось 33 года, и в тот день он в последний раз отработал смену в качестве репортера «Радио Руанда». Десять лет проработав на этой принадлежащей правительству радиостанции, Томас, урожденный хуту, подал заявление об уходе в знак протеста против политического дисбаланса в новостных программах. Он принимал душ, когда Жаклин принялась стучать в дверь ванной комнаты. «Поторопись! — кричала она. — Нападение на президента!» Томас запер двери в доме и уселся возле радиоприемника, слушая СРТТ. Ему не нравилась неистовая пропагандистская направленность этой станции, выразителя идей «Власти хуту», но при том, как в Руанде велись дела, эта пропаганда нередко служила самым точным политическим прогнозом. Радио СРТТ объявило 3 апреля, что здесь, в Кигали, «в следующие три дня намечаются кое-какие события, а также 7 и 8 апреля вы услышите звуки стрельбы или взрывы гранат». Теперь же радиостанция вещала, что САМОЛЕТ ПРЕЗИДЕНТА ХАБЬЯРИМАНЫ, ВОЗВРАЩАВШИЙСЯ ИЗ ДАР-ЭС-САЛАМА (ТАНЗАНИЯ), БЫЛ СБИТ НАД КИГАЛИ И РУХНУЛ НА ТЕРРИТОРИЮ ЕГО СОБСТВЕННОГО ДВОРЦА.Кроме Хабьяриманы на борту были новоизбранный бурундийский президент-хуту и несколько высших советников Хабьяриманы. Не выжил никто.

Томас, у которого имелись высокопоставленные друзья, слышал, что экстремистское президентское окружение готовит широкомасштабные убийства тутси по всей стране и что для первой волны убийств готовятся также списки оппозиционеров-хуту. Но он и представить себе не мог, что сам Хабьяримана может стать мишенью. Если уж «Власть хуту» пожертвовала им, то кто может считать себя в безопасности?

Вещание радиостанции обычно заканчивалось в 10 вечера, но в эту ночь эфир не прекращался. Когда завершились новостные сводки, пустили музыку, и эта музыка, которая играла всю бессонную ночь Томаса, служила для него подтверждением того, что в Руанде сбылись самые худшие кошмары. В начале следующего утра СРТТ начало обвинять в убийстве Хабьяриманы Руандийский патриотический фронт и членов МООНПР. Но если бы Томас в это верил, то сидел бы за микрофоном на радио, а не у приемника.

Одетта и Жан-Батист тоже слушали СРТТ. Они пили виски со своим гостем, когда позвонил кто-то из друзей семьи и велел включить радио. Было 8:14 вечера, вспоминала Одетта, и по радио объявили, что над Кигали был замечен самолет Хабьяриманы, падающий и объятый пламенем. Жан-Батист тут же сказал: «Мы уезжаем. Живо все забирайтесь в джип, иначе нас убьют». Он намеревался направиться на юг, в Бутаре, единственную провинцию, где губернатором был тутси, оплот антирежимных настроений. Когда Жан-Батист продемонстрировал такую железную решимость, их гость сказал: «Ладно, мне тоже пора. Я убираюсь отсюда. Поберегите свой виски». Рассказывая мне это, Одетта улыбнулась и пояснила: