Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Пастор Нтакирутимана строил из себя великого покровителя тутси. Он говорил, что давал им работу и пристанище и продвигал их в адвентистской иерархии. Потом задрал подбородок и заявил:

— Сколько живу, всю свою жизнь я никому не старался так помогать, как тутси.

Он, по его словам, не мог понять, как тутси могли оказаться настолько неблагодарными, чтобы выдвинуть против него обвинения.

— Кажется, на свете больше нет справедливости, — сетовал он.

Фамилия Нтакирутимана означает «нет на свете ничего больше Бога», и пастор сказал мне:

— Я думаю, что сейчас я ближе к Богу, чем когда-либо в своей жизни. Когда я вижу, что случилось в Руанде, меня это очень печалит, потому что политика — грязное дело. Многие люди погибли.

В его тоне не слышалось печали; его голос был усталым, загнанным, раздраженным.

— Ненависть — плод греха, и когда придет Иисус Христос, он будет тем единственным, кто ее заберет, — сказал он и снова добавил: — Все было — сплошной хаос.

— Говорят, что это вы его и организовали, — напомнил я ему.

Он с жаром возразил:

— Ни в коем случае, нет, никогда, никогда!

Я спросил его, помнит ли он точный текст письма, адресованного ему теми семью пасторами-тутси, которые были убиты в Мугонеро. Он раскрыл папку, лежавшую у него на коленях.

— Вот, — сказал он и протянул мне рукописный оригинал и перевод. Его невестка Дженни взяла эти листки, чтобы сделать для меня копии на факс-машине. Доктор Нтаки решил выпить и принес бутылку скотча. Адвокат Горза-Гонгора сказал мне:

— Я с самого начала был против этой встречи с вами.

Дженни принесла письмо. Оно было датировано 15 апреля 1994 г.

Дорогой наш руководитель, пастор Элизафан Нтакирутимана!

Доброго Вам здоровья! Мы желаем Вам сил перед лицом всех проблем, с которыми мы столкнулись. ХОТИМ СООБЩИТЬ ВАМ, ЧТО, КАК МЫ СЛЫШАЛИ, ЗАВТРА НАС УБЬЮТ ВМЕСТЕ С НАШИМИ СЕМЬЯМИ.Посему просим Вас вступиться за нас и поговорить с бургомистром. Мы верим, что с помощью Господа, доверившего Вам руководство сей паствой, которую собираются уничтожить, ваше вмешательство будет высоко оценено, как и спасение иудеев Есфирью.

С великим к вам почтением…

Письмо было подписано пасторами Езекиилем Семугеши, Исакой Рукондо, Сетом Руаньябуто, Элиезером Серомбой, Сетом Себихе, Жеромом Гаквайей и Езекиилем Зигириншути.

Доктор Нтаки проводил меня до моей машины. На подъездной дорожке он остановился и сказал:

— Если мой отец совершал эти преступления, то, даже будучи его сыном, я скажу, что он должен предстать перед судом. Но я в это не верю.

Спустя 24 часа после нашей встречи пастор Элизафан Нтакирутимана сидел в своей машине, направляясь на юг по международному шоссе номер 35 в сторону Мексики. Агентам ФБР, висевшим у него на хвосте, показалось, что он как-то дергано ведет машину: он то прибавлял скорость, то притормаживал, перестраивался из ряда в ряд и снова резко разгонялся. За несколько миль до границы они вынудили его остановиться и взяли под стражу. Этот арест остался почти совершенно не замеченным американской прессой. Спустя несколько дней в государстве Берег Слоновой Кости был также арестован другой сын пастора, доктор Жерар, и спешно препровожден в трибунал ООН. Но у пастора была американская грин-карта и все прилагающиеся к ней права, и он нанял Рэмси Кларка, бывшего генерального прокурора, который специализировался на защите неприглядных политических дел, чтобы тот выступил против его экстрадиции. Кларк упирал на лицемерный довод о том, что это было бы неконституционно для Соединенных Штатов — выдать пастора (или любого другого человека) трибуналу, и судья Марсель Нотзон, который председательствовал на разбирательстве в федеральном районном суде, согласился с ним. Поэтому 17 декабря 1997 г., проведя 14 месяцев в тюрьме Ларедо, пастор Нтакирутимана был освобожден без всяких условий и оставался на свободе еще 9 недель, прежде чем агенты ФБР арестовали его во второй раз в ожидании апелляции на решение судьи Нотзона.

Когда я узнал, что пастор Нтакирутимана вернулся к семье прямо перед Рождеством, я вновь просмотрел свои заметки из Мугонеро. Я и забыл, что после моей встречи с выжившими мой переводчик Арсен попросил меня сходить вместе с ним в больничную часовню, где совершилось немало убийств; он хотел отдать дань почтения мертвым, которые были захоронены неподалеку в братских могилах. Мы молча постояли в пустой часовне с ее цементными скамьями. На полу перед алтарем были установлены четыре мемориальных гроба, покрытые белыми простынями с нарисованными на них черными крестами.