Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Именно так рассматривали свою работу в области литературы напостовцы».

Как видим, из его слов выходит, что вся партия и руководство ее еще не доросли до напостовцев в понимании вопросов литературы: они «только начинают ориентироваться», «только начинают проникать», в то время как напостовцы, этот передовой патруль партии, «имеют суждения по всем специфическим вопросам этой области».

Содержание всей брошюры посвящено защите линии напостовцев, будто бы полностью выражающей линию партии. Однако многие положения Авербаха абсолютно противоречат положениям резолюции. Вот что он говорит о попутчиках: «Кого у нас только не выдают и не выдавали за попутчика, кто из писателей не состоит в этой роли?.. Вся беда в литературной практике кое-каких наших журналов и заключалась в том, что они никакой классовой дифференциации в среде писателей не проводили, что за попутчиков выдавались буржуазные писатели… Сегодняшние условия вынуждают нас к особенно осторожному обращению с такой терминологией, как попутчик, беря ее в единственно правильном понимании Троцкого».

Л. Авербах тут же приводит слова Троцкого: «Попутчики не революционеры, а юродствующие в революции…Они не пойдут с нами до конца» [174] Авербах Л. За пролетарскую литературу. – Л., 1926. – С. 21–22. . Чтобы подтвердить, что линия напостовцев и линия партии совпадают по вопросу о попутчиках, он ссылается на журнал «На посту» и на тезисы к докладу Вардина от 10 мая 1924 года, в составлении которых Авербах принимал участие и абсолютную ошибочность которых он будет вынужден признать в ноябре 1926 года. Затем он делает вывод: «Мы считаем, что никакого противоречия с той политикой, какую партия здесь проводит, и напостовской постановкой вопроса не найти».

Многократно Л. Авербах произносит: «Кружковщина – величайшая опасность, могущая поистине загубить наших писателей» [175] Нет текста сноски. . «Сознание ответственности и важности задач, лежащих на пролетарской литературе, ни в коем случае не должно граничить с комчванством. Этот вопрос имеет гигантское значение… Необходимо помнить заветы Владимира Ильича о величайшей вредности «зазнаваться»…». И несмотря на то что резолюция ЦК, осуждая комчванство, имела в виду напостовцев и только напостовцев, Авербах как ни в чем не бывало тут же говорит: «На опасность комчванства указала еще резолюция 1-й Всесоюзной конференции пролетписателей. Эта же опасность подчеркнута и в резолюции ЦК партии». В действительности, как раз резолюция 1-й Всесоюзной конференции, навязанная «левыми» напостовцами, была пронизана комчванством, и чуть позже, опять-таки под влиянием обстоятельств, сам Авербах будет вынужден поставить вопрос об изменении этой резолюции.

С «величайшим» пафосом осуждая комчванство, Авербах проявляет это комчванство на протяжении всего своего доклада. С какой надменностью он поучает Л. Леонова, осудившего напостовцев и приветствовавшего решение ЦК: «Л. Леонов приемлет революцию, но именно потому, – если он хочет, чтобы и революция его приняла, – не должен он воскрешать худшие заявления серапионов об их отношении ко «всяким идеологиям». Если Леонов хочет быть подлинным писателем Советской страны, он не должен под прикрытием разной любви к крестьянину и рабочему нападать на напостовцев, он должен выбрать между большевистской и замятинской любовью».

С такой бестактностью (ему это свойство было присуще всегда) Авербах оскорбил самое сокровенное чувство советского писателя и гражданина («Если он хочет, чтобы и революция его приняла»). Ведь нам известно, что Леонов в 1920 году добровольно вступил в Красную Армию, все лето и осень участвовал в боях под Каховкой и Перекопом. Политорганы армии ему поручают вплоть до 1922 года, когда он демобилизовался, редактировать газеты «Красный боец» и «Красный воин». Леонов своим творчеством начала 20-х годов, особенно романом «Барсуки», стал уже широко известным и признанным советским писателем, защищающим революцию. Выше мы уже говорили, М. В. Фрунзе, действительно имевший право говорить от имени революции, в присутствии Авербаха на комиссии ЦК оценил Леонова как «очень крупного растущего писателя». М. Горький после выхода «Барсуков» писал: «В Леонове предчувствуется большой русский писатель, очень большой» [176] «Театр». Сб. статей и материалов. ВТО. – 1944. – С. 20. . Д. Фурманов назвал Леонова в 1925 году «отличным, большим в будущем писателем» [177] Фурманов Д. Собрание сочинений. – Т. 4. – С. 370. . А вот Леопольд Авербах за одну-единственную фразу, употребленную Леоновым с глубоким смыслом, – «быть может, наша любовь к мужику и рабочему и различна, но ведь нос Петра не обязан походить на нос Ивана, хотя оба они в равной степени носы», – за одну эту фразу отрешил Л. Леонова от революции, обвиняя его в «воскрешении худших заявлений сера-пионов», и пригрозил, что он не должен нападать на напостовцев, иначе не быть ему советским писателем, «должен выбирать между большевистской и замятинской любовью». При этом само собой очевидно, что любовь к напостовцам – это и есть «большевистская любовь». Это ли не проявление самого худшего вида комчванства! Между прочим, Авербах не процитировал из выступления Леонова одного места, не в бровь, а в глаз бьющего по комчванству таких напостовцев, как он: «Мы тоже несли бремя гражданской обороны, но мы не присваиваем себе монополии бряцать боевыми шпорами и не чванимся выполненным долгом».