Степан Шешуков - Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов

Личные отношения лидеров «двух струй» – А. Фадеева и Ф. Панферова – оставались товарищескими, несмотря на серьезные расхождения во взглядах на литературу. В конце 1931 года, в период самой острой перепалки между напостовской и панферовской школами, Панферов заявил: «С Фадеевым вы нас никаким кипятком не разольете. «Разгром» является основным нашим произведением, на котором мы учимся» [573] Рукописный отдел ИМЛИ им. Горького, ф. 40, оп. 1, ед. хр. 47. .

Вообще следует здесь отметить одно очень ценное качество Фадеева как человека и руководителя, роднящее его с Фурмановым. Он был честен в отношениях с людьми, даже с теми, кого считал своими противниками. Он был предан своим друзьям. Он защищал, к примеру, Либединского и тогда, когда видел, что защищать бы его не следовало, но он так был привязан к нему большой дружбой и так высоко ценил его в раннюю пору, что боялся принести ему вред своими выступлениями с авторитетной трибуны. Это, конечно, недостаток, на котором вырастала групповщина, но этот недостаток смягчался тем обстоятельством, что в личных письмах, а следовательно, и в личных беседах Фадеев говорил Либединскому все начистоту.

О своих взаимоотношениях с людьми и о принципах дружбы Фадеев интересно рассказал в письме к А. С. Серафимовичу от 3 апреля 1931 года: «Надо сказать, что ты неправильно считаешь меня человеком обидчивым – я бываю иногда вспыльчив, но обидчив – никогда. К сожалению, люди имеют больше оснований обижаться на меня, чем я на них… Обидно было, когда ты ушел из «Октября», но это – своеобразная «обида» (было ясно для меня, что журнал уйдет в руки Панферова, но тебя я совершенно понимал и внутренне оправдывал) – это уже не «обида», а просто жалость, что расстраивается дело, – это нисколько не изменило моего отношения к тебе. Скажу больше – ничто и не изменит. Ибо симпатии и привязанности мои (прочные) зиждутся на понимании уважения и любви к основному, определяющемув человеке, на знании, что каковы бы ни были его поступки, они не выйдут за пределы этого основного и определяющего, ибо человек этот таков, и такимя его принимаю» [574] ЦГАЛИ, ф. 457, оп. 1, ед. хр. 346. (везде подчеркнуто автором письма. – С. Ш.).

Из протоколов заседаний секретариата и фракций видно, как Фадеев хлопотал о помощи писателям из так называемых попутчиков. Вот он 7 сентября 1931 года ставит вопрос о задержке пьесы В. Катаева «Миллион терзаний», и по заявлению Фадеева принимается решение: «Поручить тов. Авербаху выяснить причины задержки и доложить на следующем заседании фракции». Вот Фадеев требует от секретариата 4 апреля 1931 года принять все меры к тому, чтобы обеспечить лечение Э. Багрицкого. В 1929 году он выступает в печати в защиту А. Малышкина, после того как роман «Севастополь» был неким Н. Н. разруган в журнале «На литературном посту». «Я вступился в печати за Малышкина, когда его несправедливо «обложили» за «Севастополь». Это было в период РАПП» [575] Фадеев А. Собрание соч. – Т. 4. – С. 713. , – сообщал он в 1955 году С. Преображенскому.

Но Фадеев вступался в защиту людей самых различных положений и профессий не только по литературным и бытовым мотивам. Он защищал товарищей и в тех случаях, когда им несправедливо предъявлялись политические обвинения. В этом отношении очень показателен случай с А. Афиногеновым. В конце 1931 года драматург на одном из партийных собраний работников театра не четко сформулировал свою мысль в произнесенной речи. Его обвинили в недооценке руководящей роли партии в области искусства. За это комячейка наложила на него партийное взыскание. На заседании комфракции РАПП, срочно созванном по инициативе Фадеева 1 января 1932 года, шло бурное обсуждение дела Афиногенова. Благородно негодующий Фадеев обратился с вопросом к инструктору райкома Табакееву:

«Когда Афиногенов кончил свою речь, ты счел необходимым подойти к нему и сказать, что у него получилась такая формулировка?

Табакеев. Это другой вопрос…

Фадеев. Это самый основной вопрос… Когда созывается собрание работников искусства для того, чтобы заострить вопрос о необходимости борьбы с врагами партии и гнилым либерализмом, собрание, на котором отмечаются действительные ошибки, – на этом же собрании в силу неизвестных соображений, на основании случайной обмолвки, на основании, может быть, какого-нибудь заявления групповщиков, считается целесообразным записать и наклепать на товарища-большевика, который известен своей борьбой за партийное руководство в области искусства… И это называется на языке тов. Табакеева партийной бдительностью? И это называется партийной постановкой вопроса? Это не партийная постановка, а сплошное безобразие. Это есть сплошное опошление того, что делается партией» [576] Рукописный отдел ИМЛИ им. Горького, ф. 40, оп. 1, ед. хр. 52. .