Рейнхарт Дози - Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

– Я попытаюсь, – ответил Юсуф и, когда Мутамид вернулся в Севилью, ускорил военные приготовления.

Когда все было готово, Альморавид переправился через пролив с войсками, весной 1090 года высадился в Альхесирасе и, соединившись с армией Мутамида, предложил андалусским принцам идти вместе с ними на осаду Аледо. На призыв откликнулись Темим из Малаги, Абуллах из Гранады, Мутазим из Альмерии, Ибн-Рашик из Мурсии и некоторые другие мелкие правители, и осада началась. Плотники и каменщики Мурсии построили осадные машины, и было согласовано, что эмиры будут каждый день поочередно атаковать крепость. Однако прогресса не было. Защитники Аледо, которых было тринадцать тысяч, включая тысячу всадников, без труда отбивали все нападения. Крепость оказалась настолько сильной, что мусульмане после многих тщетных попыток взять ее штурмом решили заморить гарнизон голодом.

Тем временем осаждающие больше интересовались личной выгодой, чем осадой. Лагерь стал настоящим рассадником интриг. Честолюбивые планы Юсуфа теперь были направлены в новое русло. Этот монарх покривил душой, когда сказал, что Испания не оправдала его ожиданий. По правде говоря, он считал ее самой желанной из всех земель, и, какие бы мотивы им ни руководили – любовь к завоеваниям или религиозные интересы, – он хотел стать ее хозяином. Это желание было не так уж трудно реализовать. Многие андалусцы верили, что союз с Альморавидами – единственная надежда их страны на спасение. Правда, у представителей высших классов общества было другое мнение. В глазах культурных людей Юсуф был невежей и варваром. Нельзя не отметить, что он предоставлял множество доказательств отсутствия у себя какого-либо образования. Когда Мутамид, к примеру, поинтересовался, понял ли он поэмы, которые ему читали севильские поэты, тот ответил:

– Я понял, что эти писаки хотят хлеба.

А по возвращении в Африку Юсуф получил от Мутамида письмо, в котором тот процитировал несколько строчек из поэмы знаменитого Ибн-Зайдуна, Тибулла Андалусии, которые тот адресовал своей возлюбленной Валладе: «Пока ты вдали, желание увидеть тебя сжигает мое сердце, и я утопаю в слезах. Теперь мои дни черны, хотя недавно ты делала мои ночи белыми». («После бури ведь покой бывает, почему ж тоска не убывает? Даже днем не вижу я светила, а с тобой светло и ночью было» [6] Перевод Ю.С. Хазанова. .)

Прочитав их, Юсуф спросил:

– Король хочет, чтобы я прислал ему женщин, черных и белых?

Тогда ему объяснили, что «черный» означает мрачный, а «белый» – ясный и чистый. Такова поэтическая фразеология.

– Прекрасно! – воскликнул Юсуф. – Скажите королю, что, когда его нет рядом, у меня болит голова.

В земле ученых, какой по праву считалась Андалусия, такие огрехи были непростительными. Что касается литераторов, они были вполне довольны своим положением и не желали никаких перемен. Дворы мелких тиранов были академиями, а литераторы – избалованными детьми принцев, которые осыпали их подарками. Представители вольномыслия тоже не имели повода для жалоб. Благодаря защите, предоставленной им большинством принцев, они впервые могли писать или говорить то, что считали нужным, не опасаясь, что их забьют камнями или сожгут. У них было меньше, чем у кого-либо другого, оснований желать правления Альморавидов, которое подразумевало господство духовенства.

Но если Юсуф мог рассчитывать на поддержку лишь некоторых представителей высших классов, народные массы были на его стороне. Недовольство давно назрело, и не без оснований. Почти в каждом более или менее крупном городе был двор – весьма дорогостоящая роскошь, поскольку большинство эмиров были в высшей степени экстравагантными. Нельзя сказать, что население платило высокую цену за мир и безопасность. Скорее, наоборот: принцы были слишком слабы, чтобы защитить своих подданных даже от мусульманских соседей, не говоря уже о христианах. Поэтому в мелких мусульманских государствах не было ни спокойствия, ни защиты для жизни и собственности. Такое положение дел было недопустимым, и, естественно, рабочие классы желали положить ему конец. Но до этого у них не было ни одного шанса что-нибудь изменить. Медленно, но верно назревал бунт, и стихи, как те, что написал гранадский поэт Сомайсир, принимались с большой благосклонностью.

«О вы, короли, что вы осмелитесь сделать? Вы отдали ислам его врагам и даже не попытались его спасти. Восстать против вас – долг, потому что вы на стороне христиан. Освободиться от вашего правления – не преступление, потому что вы освободились от авторитета пророка».