Рейнхарт Дози - Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Влияние музыканта Зириаба (Зирьяба) Абу-л Хасана ибн Нафи было не менее большим. Он прибыл из Багдада и имел, судя по всему, персидское происхождение. Он был человеком халифов Аббасидов и изучал музыку под руководством известного певца Исхака ар-Маусили. Однажды Гарун аль-Рашид спросил последнего, нет ли у него какого-нибудь нового исполнителя, которого он мог бы представить.

– У меня есть ученик, – ответил Исхак, – который поет совсем неплохо благодаря урокам, полученным от меня. Думаю, однажды я буду им гордиться.

– Пусть предстанет передо мной, – сказал халиф.

Зириаб, едва появившись перед халифом, завоевал его уважение, благодаря изысканным манерам и остроумной беседе. На вопрос Гаруна о его музыкальных достижениях он ответил:

– Я могу петь, как другие. Но помимо этого я владею искусством, неизвестным никому другому. Мой собственный особый стиль предназначен только для знатока, такого изощренного, как вы. Если желаете, я спою вам то, что еще никто не слышал.

Халиф согласился, и Зириабу дали лютню его наставника. Он отверг ее и попросил принести инструмент, который изготовил сам.

– Почему ты отказался от лютни Исхака? – спросил халиф.

– Если ваше высочество желает, чтобы я пел, как мой наставник, – ответил Зириаб, – я буду аккомпанировать себе на его лютне. Но чтобы продемонстрировать то, что я придумал сам, мне нужен мой инструмент.

После этого он объяснил, чем уникальна его лютня. Новшества Зириаба заключались в добавлении пятой струны и использовании орлиных когтей вместо деревянного медиатора. Затем он спел свое произведение – оду, восхваляющую Гаруна. Халиф пришел в восторг и горько упрекнул Исхака за то, что он не привел к нему этого великолепного певца раньше. Исхак объяснил, что Зириаб тщательно скрывал свои таланты и, как только он сам узнал, что представляет собой его ученик, он сказал ему:

– Ты обманул меня, скрывая свои возможности. Скажу честно: я тебе завидую. Такое чувство всегда испытывают художники, занимающиеся одним и тем же искусством, друг к другу. Более того, ты понравился халифу и очень скоро займешь мое место при его дворе и в его сердце. А этого я бы не простил никому, даже собственному сыну, и, если бы я не сохранил частичку привязанности к тебе, как к своему ученику, я бы, не задумываясь, убил тебя, и будь что будет. У тебя есть два пути. Выбери один. Или уезжай, поселись как можно дальше отсюда и поклянись, что я никогда больше ничего о тебе не услышу. В этом случае я дам тебе денег, чтобы ты мог удовлетворить свои потребности. Или оставайся здесь, несмотря на мое предупреждения. Тогда, клянусь, я рискну жизнью и всем, что у меня есть, но уничтожу тебя.

Зириаб не колебался. Он взял у Исхака деньги и покинул Багдад.

Через некоторое время халиф снова велел Исхаку привести ученика.

– Мне очень жаль, но я не могу выполнить желание вашего высочества, – ответил музыкант. – К несчастью, молодой человек одержим. Он признался мне, что с ним разговаривает джинн и подсказывает ему мелодии, которые он потом называет своими. Юноша невероятно тщеславен и мнит, что ему нет равных в мире. Он не получил никакой награды и даже не был снова приглашен вашим высочеством, решил, что его таланты не оценили должным образом, и в гневе уехал. Где он сейчас, мне неведомо. Но возблагодари небеса, мой принц, за то, что ты избавился от этого человека, поскольку он подвержен приступам бесноватости и в это время он страшен.

Халиф, хотя и сожалел об утрате молодого музыканта, вселившего в него столь большие надежды, удовлетворился объяснениями Исхака. Собственно говоря, в словах старого маэстро были зерна правды. Зириаб действительно верил, что во сне слышит пение джиннов. Проснувшись, он вскакивал и звал двух девушек-рабынь, Газзалан и Хиндах, которые приносили свои лютни, и он учил их играть мелодию, которую он услышал во сне, а сам в это время записывал слова. Никто не знал лучше, чем Исхак, что в этом нет никакого безумия. Какому истинному художнику, верящему в джиннов или нет, не знакомы моменты, когда он оказывается во власти эмоций, которые трудно облечь в слова? Поневоле станешь думать о сверхъестественном.

Зириаб отправился искать счастья на западе. Прибыв в Африку, он написал султану Хакаму, сообщив о своем желании поселиться при дворе. Султан был доволен и в ответном письме потребовал, чтобы музыкант прибыл в Кордову как можно скорее, пообещав ему высокую плату. Зириаб переправился через Гибралтарский пролив с женами и детьми, но, высадившись на берег в Альхесирасе, узнал о смерти Хакама. В глубоком разочаровании он решил вернуться в Африку, но еврейский музыкант Мансур, которого Хакам послал встретить Зириаба, убедил его отказаться от этого намерения, заверив, что Абд-ер-Рахман II любит музыку не меньше, чем его отец, и щедро вознаградит исполнителей. И он не ошибся. Услышав о приезде Зириаба, Абд-ер-Рахман написал ему, пригласил ко двору и приказал местным правителям обращаться к нему с величайшим уважением. Более того, он обеспечил его мулами и послал навстречу одного из главных евнухов с подарками. В Кордове музыканта с семьей поселили в великолепном доме. Султан дал ему три дня, чтобы отдохнуть от тягот путешествия, после чего пригласил во дворец. В начале беседы Абд-ер-Рахман познакомил музыканта с условиями, которые он готов предложить, чтобы Зириаб остался в Кордове. Они были превосходными. Зириабу предстояло получать ежемесячно две сотни золотых монет. Кроме этого, ему причитались четыре награды в год, а именно по тысяче монет по случаю двух великих мусульманских праздников – Идуль-Адха, отмечающегося в десятый день месяца зуль-хиджа, и Идуль-Фитр – в первый день месяца шавваль, когда заканчивается пост в рамадан, – и по пятьсот монет в день летнего солнцестояния и в Новый год. Помимо этого он должен был получать двести бушелей ячменя и сто – пшеницы и мог пользоваться несколькими домами, вместе с полями и садами, общая стоимость которых доходила до сорока тысяч золотых монет. Только подробно рассказав об этом, Абд-ер-Рахман попросил музыканта продемонстрировать свое искусство, и, когда Зириаб выполнил желание султана, тот был настолько очарован, что больше не желал слушать ни одного другого певца. С тех пор султан приблизил к себе музыканта, часто беседовал с ним об истории, поэзии, науках и искусствах. Оказалось, что Зириаб сведущ не только в музыке, но и в других областях знаний. Он не только превосходный поэт, знающий наизусть тексты и мелодии десяти тысяч песен. Он изучал астрономию и географию, и ничто не могло быть интереснее и поучительнее, чем его рассказы о странах мира, их населении и обычаях. Еще большее впечатление, чем обширные знания, производило остроумие Зириаба, его тонкий вкус и несравненное достоинство. Никто другой не умел вести столь блистательных бесед, никто другой не обладал такой сильной тягой к прекрасному, пониманием тонкостей искусства. Никто другой не обладал таким тактом и элегантностью, никто не мог организовать праздник или пиршество, как он. На Зириаба смотрели как на высшее существо, икону стиля, и в этом отношении он стал законодателем для всех арабов Испании. Введенным им смелым инновациям не было числа. Он революционизировал привычки людей. Раньше в моде были длинные волосы, зачесанные на лоб. На столах, покрытых скатертями, стояли золотые и серебряные сосуды. Теперь волосы стригли до бровей, в моду вошли стеклянные кубки и столовые покрытия из кожи. Так решил Зириаб. Именно он определил разные одежды для смены сезонов. Арабы привыкли носить белые летние одеяния с дня летнего солнцестояния до конца сентября, а остальное время – зимние одежды. Именно Зириаб показал арабам Испании, что аспарагус – пища, которой не следует пренебрегать. Многие блюда, изобретенные им самим, были названы его именем. Короче говоря, он стал примером во всем, вплоть до мельчайших деталей модной жизни, и благодаря удаче, которую можно считать уникальной в анналах мировой истории, имя этого изысканного эпикурейца почиталось до конца периода мусульманского господства в Испании. Его ставили в один ряд с именами выдающихся поэтов, ученых, воинов, государственных деятелей.