Рейнхарт Дози - Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

– Добро пожаловать! – воскликнул он и пригласил гостя сесть рядом с ним. – Но откуда ты пришел? И где ты был так много дней?

Факих рассказал, что его прятал еврей, и попросил заступиться за него перед эим человеком.

– Не сомневайся, – заверил Абу-л Бассам. – Я сделаю все возможное, чтобы получить для тебя прощение. Это будет нетрудная задача, потому что султан раскаивается в своей жестокости. Оставайся сегодня в моем доме, а завтра я поговорю с принцем.

Успокоенный этими словами, Талхут уснул крепким сном праведника. Он даже не подозревал, что хозяин, так тепло его принявший и снявший своей уверенностью тяжесть с его сердца, задумал предать его принцу. Но именно такое решение принял визирь, когда на следующее утро пришел во дворец, предварительно предприняв шаги, чтобы сделать невозможным бегство факиха.

– Что ты думаешь, – спросил он принца с подлой улыбкой, – о жирном баране, которого целый год откармливали в загоне?

Хакам, думая только о буквальном значении слов визиря, ответил:

– Такое жирное мясо неполезно. На мой взгляд, мясо животного должно быть легче и питательнее.

– Я говорил в переносном смысле, – сказал визирь. – У меня в доме Талхут.

– Правда? И как же он попал к тебе в руки?

– Благодаря приветливым словам гостеприимства.

Хакам приказал доставить к нему Талхута. Факих, войдя в зал, где сидел монарх, задрожал от страха. Хакам, однако, не выказав никакой злобы, с мягким упреком проговорил:

– Скажи правду, Талхут. Если бы трон занимал твой отец или твой сын, дали бы они тебе больше почестей или больше милостей, чем я? Когда ты умолял меня о помощи для себя или для других, разве я не пытался дать тебе то, что ты хотел? Как часто, когда ты болел, я навещал тебя? Когда умерла твоя жена, разве я не встречал тебя у ворот твоего дома? Разве я не был рядом с тобой на ее похоронах? Разве я не вернулся с тобой после этого домой? И какую же награду я за все это получил? Ты решил запятнать мою гордость, опозорить мое достоинство и пролить мою кровь?

Слова султана успокоили Талхута. Он решил, что его жизни ничего не угрожает, и к нему вернулась его обычная самоуверенность и высокомерие. Хакам поверил, что он тронул сердце факиха, но Талхут, совершенно равнодушный и слишком гордый, чтобы признать свою вину и неблагодарность, ответствовал надменно и резко:

– При любых обстоятельствах лучше всего говорить правду. Ненавидя тебя, я повиновался воле Бога. После этого все твои любезности бесполезны.

Услышав эти слова, которые прозвучали как вызов, Хакам ощутил гнев, но сразу овладел собой и ответил спокойно:

– Когда я приказал доставить тебя ко мне, то долго перебирал в уме все известные мне виды пыток, чтобы выбрать самую жестокую для тебя. Но теперь я говорю тебе следующее: Он, который велел тебе ненавидеть меня, теперь приказывает мне простить тебя. Убирайся, и да поможет тебе Бог. Клянусь, пока я жив, ты будешь в почете, как и прежде. Господи, как бы я хотел, чтобы прошлого не было, – добавил он.

Можно ли сказать богослову мягче и тоньше, что Бог никогда не велит людям ненавидеть? Талхут, однако, сделал вид, что не понял преподанного ему урока. Возможно, в его железном сердце настолько укоренилась гордыня, что он действительно ничего не понял. Ни одного слова благодарности не сорвалось с его уст. И ответил он только на последние слова принца.

– Если бы прошлого не было, – сказал он, – было бы лучше для тебя.

Тем самым он пригрозил Хакаму ужасной карой в будущей жизни. Но Хакам, убежденный, что правда на его стороне, а не на стороне Талхута, с большим трудом сохранив самообладание, спросил, где Абу-л Бассам его арестовал.

– Он не арестовывал меня, – ответствовал Талхут. – Я добровольно вверил себя его власти. Я пришел к нему во имя дружбы, которая связывала нас прежде.

– И где же ты жил весь последний год?

– У одного еврея в этом городе.

Повернувшись к Абу-л Бассаму, который оставался молчаливым слушателем, Хакам с негодованием воскликнул:

– Значит, этот еврей почитал набожность и ученость человека другой религии? Давая ему убежище, еврей не боялся вызвать мой гнев на себя, свою жену и детей, лишиться имущества. А что касается тебя, ты захотел снова втянуть меня в бесчинства, в которых я раскаиваюсь. Уходи. И пусть больше никогда твое присутствие не оскорбляет мой взор.

Так коварный визирь был опозорен, а Талхут до конца своих дней оставался в фаворе у султана, и тот даже почтил своим присутствием его похороны.