Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

Очевидно, что тренд сформирован всей ситуацией 1990-х, с их нестабильными социальными ролями (научный сотрудник или программист — торговец-«челнок» — успешный бизнесмен — банкрот и т. п. в любой последовательности), ощущением невостребованности у многих людей, социализировавшихся в советское время, и смутным ощущением «больших возможностей». Критик Василий Владимирский даже написал о тогдашних романах «о попаданцах»:

…к литературоведению этот феномен никакого отношения не имеет, только к массовой психологии. Популярность «попаданческой прозы» — результат коммерческой эксплуатации «комплекса неудачника», убежденности немалого количества людей в том, что реализовать их скрытый потенциал мешают лишь внешние обстоятельства [443] Владимирский В. Мнение критика. Комментарии к статье: Невский Б. Попаданцы. Штампы и открытия // Мир фантастики. 2012. № 9 (109). С. 50–54. .

В то же время в России началась интенсивная этнонационалистическая мобилизация, впервые проявившаяся на декабрьских выборах 1993 года, на которых неожиданно успешной оказалась партия ЛДПР, использовавшая лозунги радикального русского национализма. В ситуации растущего «низового» национализма условные фэнтезийные локации постепенно замещаются историческими — точнее, квазиисторическими. Но для того чтобы этот тренд сказался на сюжетах «попаданческой прозы», потребовалось некоторое время. В 2001 году Александр Мазин публикует роман «Варяг», где бывший десантник Сергей обнаруживает себя в Киевской Руси X века и становится воином князя Игоря. В том же 2001-м Алексей Витковский в романе «Викинг» отправляет летчика Второй мировой, сбитого над Баренцевым морем, опять же в X век, но уже на север, к викингам. Конечно, такие сочетания времени и места читателю предлагалось воспринимать почти как фэнтезийные. Немаловажную роль сыграло и то, что к архаическому славянскому антуражу читатель был подготовлен благодаря необычайно популярным романам Марии Семеновой, в частности «Волкодаву» и «Валькирии» (оба — 1995). Тема остается актуальной все первое десятилетие XXI века. Так, роман Евгения Красницкого «Отрок. Внук сотника», впервые опубликованный в 2008-м, в результате нескольких републикаций вышел тиражом около 80 тысяч экземпляров, для современной России достаточно солидным [444] Здесь и в дальнейшем – вследствие того что, поскольку значение имеют не столько отдельные тексты, сколько их массив, представлена информация о переизданиях и тиражах (на основе данных ресурса Fantlab.ru). .

На коррекцию истории эти герои еще не претендуют, довольствуясь, так сказать, продвижением по служебной лестнице. Следует отметить, однако, что по мере развития жанра «даты прибытия» на хронологической шкале придвигались все ближе к современности. В 2003-м Александр Прозоров открывает цикл «Боярская сотня» (к настоящему времени насчитывающий около 40 текстов разных авторов) романом «Земля мертвых», в котором группа исторических реконструкторов из Санкт-Петербурга обнаруживает себя в уже XVI столетии, при дворе Ивана Грозного. Придирчивые читатели упрекают роман Прозорова в ряде исторических неточностей; царство Ивана Грозного здесь выглядит почти таким же условным, как Древняя Русь из романов Мазина или Витковского. Тем не менее «Земля мертвых» выходила семь раз (последний раз в 2011 году) общим тиражом до 27 тысяч экземпляров. Важно отметить: этот роман одним из первых обратился к прославлению реконструкторского движения, которое и само по себе не чуждо «корректировочным» настроениям, то есть стремлению воссоздать «правильное» движение истории, и еще чаще позволяет современным людям психологически перевоплотиться в персонажей прошлого, часто — в солдат или офицеров.

В дальнейшем «попаданческий» жанр в постсоветской литературе эволюционировал от изображения эскапистских приключений в отвлеченном мире до показа активного участия в исторических событиях. Попытка «выправить» историю России, направив ее по более благоприятному руслу, становится навязчивым мотивом «попаданчества» [445] В современном западном «попаданчестве», наряду с активной эксплуатацией ностальгических настроений, часто развивается противоположная по смыслу идея: мир не так уж плох, прошлое лучше не трогать. Так, в одном из новейших образцов англоязычного классического «попаданчества», эксплуатирующем ностальгию по 1950-м, – романе Стивена Кинга «11/22/63» (2011) – мир, где протагонистом предотвращено убийство Кеннеди, оказывается несравнимо хуже статус-кво. Мир, несравненно худший, чем нынешний статус-кво, представлен и в романе Стивена Фрая «Как творить историю» (1996), где предотвращение появления Гитлера на свет приводит к еще более жестокой диктатуре, еще более кровавой войне и малоприятному послевоенному геополитическому раскладу. Что интересно, этот подход близок советскому и раннему постсоветскому. и пользуется огромной читательской популярностью. В 2010 году успешное на тот момент издательство «Альфа-Книга» («Армада») открывает серию «Фантастическая история» (более 120 наименований) циклом «Царь Федор» Романа Злотникова, автора в высшей степени чуткого к запросам аудитории. Успешный бизнесмен и бывший криминальный авторитет оказывается в теле наследника Бориса Годунова, царевича Федора, и, зная о грозящей тому участи, изменяет его судьбу, а заодно и историю России (в частности, счастливо избежавшей Смутного времени). Роман переиздан не менее трех раз и совокупным тиражом не менее 45 тысяч экземпляров [446] Заметим, что этот исторический отрезок притягателен и для «высокой» российской литературы, от пьесы-романа «На крестцах» (1997) Фридриха Горенштейна до «Тайного года» Михаила Гиголашвили (2018). Отсылки к временам Грозного – и к фильму Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» – есть и в «Дне опричника» (2006) Владимира Сорокина. .