Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Уже в 1910 году широко отвергаемая критиками революционная страсть С. тем не менее прорвалась в статье, опубликованной им даже не в его собственной «Русской Мысли», а в «Московском Еженедельнике» Е. Н. Трубецкого и более не переизданной, несмотря на все возможности для этого в сборнике 1911 года «Patriotica». Думаю, потому, что эта страсть ему, опытному либеральному деятелю, в итоге показалась чрезмерно радикальной. С. писал:

«…Когда я начинаю конкретно рассуждать о том, что стоит на пути такого самовоспитания русского народа, я вижу ясно: на пути его стоит реакция неестественного режима. (…) Я не разделяю вовсе банально-оптимистического мнения, что освобождённый народ тотчас же обнаружит полную дисциплину политического поведения и явит чудеса общественности. Я в это совсем не верю. Но в то же время я твёрдо убеждён, что для народного самовоспитания, и именно для государственного и культурного дисциплинирования народа, ничто не нужно в такой, мере как полная ликвидация старого порядка. И она будет благом во всяком случае, каким бы путём она ни произошла, ибо в мёртвых объятиях старого порядка национальная душа не может расправиться и окрепнуть. В старом порядке главное препятствие к оздоровлению нашего национального сознания. Авторы „Вех“ не могут не видеть в официальной реакции злейшего врага их дела. Ибо для них имеет силу афоризм: чем хуже, тем хуже.

Это верно и в социологическом и в реально-политическом смысле. (…) Старый порядок хочет жить во что бы то ни стало. Но так как он духовно мёртв и бессилен, ему нужно поддерживать себя наркотиками. И главный наркотик у него — национализм. (…) Нам, русским, недостаёт национального самовоспитания — и тут на пути ему в качестве главного реального препятствия воздвигается в настоящее время всё та же правительственная реакция, в лице официального национализма, лживого и в своей лживости бесплодного. Официальный национализм внутренне противоречив: это — недоверие к нации, исторически вынужденное провозглашать веру в нацию» [370] Пётр Струве. Отрывки // Московский Еженедельник. 1910. 13 марта. № 11. С. 6–8. .

Да, и в 1910 году С. утверждал необходимость «полной ликвидации старого порядка», оставив в стороне свои упорные конституционные вменения существующему режиму и перестав искать в нём конституционность.

Продолжая полемику 1908–1909 гг. о еврейском вопросе, начатую с утверждения «асемитизма» как курса на ассимиляцию, непосредственно после циркуляра председателя Совета министров Столыпина от 20 января 1910 года, в котором «украинцы» (после признания по запросу правительства Российской академией наук в 1905 году украинского — особым языком) были включены в состав «инородцев» и тем самым была официально уничтожена официальная же доктрина о триединстве русского народа (в составе великороссов, малороссов/украинцев и белорусов), С. предпринял многолетние публицистические усилия к формулированию основ русского надэтнического национализма, противостоящего официальному этническому национализму 13. Главным противником в этом вопросе для С. стало политическое движение в пользу обособления украинцев от русских и за автономию Украины. Придерживаясь, так сказать, «конструктивистского» взгляда на национально-государственное строительство как единство национально-политического освобождения и объединения, имевшего своим образцом объединение Германии и Италии в середине XIX века, С. в этом продолжал и собственную риторику С. и «идеалистического направления» (особенно Булгакова) о национальном освобождении как антисамодержавном «истинном национализме». «Антиукраинская» позиция С. в полемике по украинскому вопросу в 1911–1914 гг. [371] В частности: Украинец [Б. А. Кистяковский]. К вопросу о самостоятельной украинской культуре. (Письмо в редакцию) // Русская Мысль. 1911. Кн. V. II о.; Пётр Струве. Общерусская культура и украинский партикуляризм. Ответ Украинцу // Русская Мысль. 1912. Кн. I. II о.; С. Котляревский. Орган русского украинства // Русская Мысль. 1913. Кн. I. II о.; Пётр Струве. Несколько слов по украинскому вопросу // Русская Мысль. 1913. Кн. I. II о.; Пётр Струве. Книги по галицкому и украинскому вопросу // Русская Мысль. 1915. Кн. II. II о. была и продолжением интернациональной дискуссии статистиков, этнографов, демографов о принципе определения национальности при переписях: немецкие и русские научные принципы в пользу определения по языку (и отсюда отрицание статуса украинского как языка, а не диалекта и, напротив, лексическое, литературное и школьное развитие его для обретения статуса языка у сторонников отдельной украинской национальности) — против французских и австро-венгерских определений этноса как географического единства. На деле — политическая борьба против дальнейшего строительства украинской нации для расчленения России, против тех, кто боролся за её автономию ради укрепления целостности России [372] Жюльет Кадио. Лаборатория империи: Россия / СССР, 1860–1940 [2007]. М., 2010. С. 124–127, 37–46. . Сфокусировав полемику о национализме на украинском вопросе, С. столкнулся с неожиданным сопротивлением в своей среде. В итоге 8 июня 1915 г. С. даже официально вышел из состава ЦК кадетской партии из-за своей изоляции в партии по украинскому вопросу [373] В. В. Шелохаев. Конституционно-демократическая партия в России и эмиграции. М., 2015. С. 426. Письмо С. председателю ЦК кадетской партии Павлу Д. Долгорукому: ГАРФ. Ф.604. Оп.1. Ед. хр.4. , где ярче всего против него оказались многолетне и лично близкие ему лица: публично выступил Кистяковский, не поддержал Вернадский, а вне партии — Туган-Барановский, связывавшие себя с украинским политическим движением за автономию Украины. В сложившихся тогда условиях партийной работы, когда фактическими членами партии оставались только члены её комитетов, это означало практический выход С. из партии.