Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Нет, наоборот, ничего мизернее и малосмысленнее, чем та паническая кадетофобия, которой предавался покойный Столыпин и которую он так сумел внушить русским властям. Пусть даже сами кадеты противогосударственны, как об этом каждый день твердит газета Россия. Хотя это пошлый вздор, мы готовы даже на минуту допустить эту мысль. Но основные, самые важные «кадетские» мысли — это идеи государственного обновления, и без их усвоения властью Россия не может двинуться вперёд. А потому кадетофобия есть в сущности страх перед теми идеями, которые власть для обновления страны и для своего подлинного укрепления сама же должна усвоить и присвоить. В самом деле, стоит задать себе вопрос: чем была укреплена и спасена монархия на континенте Европы после французской революции? На это может быть лишь один ответ: усвоением идей и учреждений революции. Великие реформы в Пруссии и России, без которых было невозможно поддержание монархии, были усвоением и претворением монархической властью идей антимонархической революции. Русская реакция 1907 г. и последующих годов тем мелка и бессильна, что она не смогла усвоить идей русской революции, претворить и вработать их в государственную жизнь, что над смелой государственной мыслью в ней одержало верх трусливое полицейское бесмыслие.

Как это ни странно, но ничего в такой мере нельзя пожелать власти, как забыть о том, что были когда-то те события и факты и настроения, которые принято обозначать, как «русскую революцию». Очевидно, только отрешившись от неприятных исторических воспоминаний, отравляющих её сознание, власть сможет возвыситься до правовой и государственной точки зрения…

Культурная и государственная жизнь русского народа развивается, однако, не считаясь с неприятными воспоминаниями власти, и эта жизнь, несмотря ни на что, претворяет в себя идеи и учреждения, родившиеся в великую критическую эпоху «смуты». Другими словами, культурный и политический рост народа происходит и будет происходить независимо от того, дальновидна ли или, наоборот, близорука власть. И если мы в оздоровлении власти видим настоятельную задачу политического прогресса России, то не потому, чтобы иначе мы отчаивались бы в судьбах самой России. Мы просто желали бы, чтобы политическое развитие нашей страны совершалось мудро и твёрдо, без «великих потрясений», всегда болезненных, но неизбежных там, где из «потрясений» не выносится никаких уроков для… «успокоения».

В прежнее время, до политических перемен первого десятилетия нашего века, ощущали и думали так: как мысли наши опередили действительность, какое несоответствие между идейной работой и движением жизни!

Теперь, по-видимому, думают как раз наоборот: жизнь неуклонно, с стихийной силой движется вперёд, а мысль, идейная работа безнадёжно отстаёт, ничего не производит, топчется на месте [449] См. статьи А. В. Пешехонова «На очередные темы» в последних книжках Русского Богатства. .

Так признают те самые, которые блюдут священный Вестов огонь традиционной русской идеологии, и нам, стоящим в стороне от этой идеологии, не приходится спорить против их утверждений.

Но у нас, «посторонних», никакими учениями не связанных, являются совсем особые, наши собственные мысли на эту тему о жизни и идеях. Трудность изложения этих мыслей, пожалуй, и заключается больше всего в том, что мысли эти наши собственные , и что мы, говоря о соотношении идей и жизни по поводу жалоб на несоответствие в их развитии, должны изъясняться по-своему, излагать мысли не канонизованные, говорить и развивать вещи, чуждые «народникам» и «марксистам», «меньшевикам» и «большевикам» и даже несколько shoking для «кадетов».

Почему идеи наших передовых направлений так отстают от жизни?

Вопрос этот может получить ответ в стиле обычных порицаний современности: измельчали люди, нет крупных умов и т. д. Не желая говорить никаких комплиментов современным руководящим публицистам, я должен отклонить это указание, как пошлое и даже, да позволено будет сказать прямо, глупое. В некоторой своей части оно неверно именно до глупости. Н. К. Михайловский лично был, конечно, крупнее своих журнальных продолжателей. Но в своей борьбе с марксизмом он обнаружил непонимание теоретического значения марксизма, как учения, неотразимо-правильно ниспровергшего и отметшего народнические предрассудки об экономическом развитии России. Не уловил он совершенно и огромного практического значения марксизма как идейной основы рабочего движения. Теперь продолжатели г. Михайловского преодолели и отбросили его ошибки, объективно они теперь гораздо умнее своего учителя. Дело тут, стало быть, не в даровитости лиц.