Агнес Жолт - Дневник Евы Хейман

Они приехали. Давно я тебя не открывала, Дневничок, ужасно была занята, много пришлось учить, потому что Анни очень вырвалась вперед; хотя она – моя лучшая подруга, все равно я не могу этого допустить. Анни я очень люблю, да и Аги считает, что она хорошо на меня влияет, но все-таки я ей немножко завидую. Во-первых, ее родители не разошлись, а очень даже любят друг друга, так что у Анни, как говорит Юсти, детство – идеальное и безмятежное. Во-вторых, родители Анни – люди богатые, они уже готовят Анни приданое. И хотя Анни – красивая, она все-таки мальчикам почему-то не нравится. Аги считает, у Анни есть чувство юмора. Не знаю, есть ли чувство юмора у меня, и как это можно узнать, есть у кого-то юмор или нет. Юсти говорит, что Анни – неискренняя. Я это тоже заметила.

Она, например, часто говорит, что на учебу ни минуты не тратит, хотя ее мама проговорилась, я сама слышала, как она говорила Аги: Анни в пять часов утра уже сидит и зубрит. Но мальчикам я все же нравлюсь больше, это я уже заметила. Только Пиште Вадашу – нет. Да, милый мой Дневничок, я же собиралась тебе рассказать, как было здорово, когда приехали Аги и дядя Бела. Мы думали, дядя Бела выглядит больным, старым, но он, слава Богу, нисколько не изменился. Немножко похудел, но от этого только моложе кажется. Бабушка заметила, что в его взгляде все еще виден страх, который остался в нем после Украины и после тюрьмы на проспекте Маргит; я тоже заметила, что он вздрагивает на каждый звук, даже негромкий; но говорят, это пройдет. А вот Аги выглядит совсем больной. Она сразу легла в постель, потому что у нее все еще боли после операции, но вообще настроение у нее хорошее. Дедушка даже сказал: она прямо светится. Я думаю, Аги больше всего на свете любит дядю Белу, потом – меня и дедушку. Конечно, если я ее спрашиваю, она отвечает не совсем искренне, она говорит: любят же по-разному, ребенка любят не так, как мужа. Не как родителей и не как друзей. Я не очень понимаю, что там у Аги в сердце, но думаю, что я права и в ее сердце кто-то занимает первое место, а кто-то – не самое первое, только она в этом не сознается. Знаешь, милый мой Дневничок, что интересно: мы и двух минут с ней вдвоем не пробыли, а Аги будто прочитала, о чем я думаю, и спросила: ну, Ева, доченька (она всегда меня так зовет), не хочешь открыть мне какой-нибудь свой секрет? Просто не понимаю, как она догадалась, что я влюбилась в Пишту Вадаша! И знаешь, Дневничок, я тут же ей все рассказала! Даже то, что, если мне нужно идти в другую сторону, я все равно прохожу мимо лавки Вадаша, и иногда чуть ли не десять минут разглядываю их витрину. На витрине у них выставлены ткани, и я уже наизусть выучила их цвет, ширину, цену, знаю даже, что каждый понедельник Вадаш и Ко обновляет свою витрину. Пишта иногда стоит в дверях, смотрит на улицу. Когда я появляюсь, он чаще всего говорит: привет, Ева! Случается, он еще спрашивает, как у меня дела, как учеба, но ответ не особенно выслушивает, как и все взрослые. Однажды я прямо растерялась: я торчу у витрины, а Пишта выходит и говорит мне: ну, что, Ева? Ты уже так интересуешься тканями? Сколько тебе лет-то, собственно говоря? Я ужасно покраснела и соврала: четырнадцать. Но ему, видимо, даже этого показалось мало, потому что он сказал, что таким девочкам место – в парке, на детской площадке, а не на главной улице. Очень это было нетактично с его стороны! В общем, милый мой Дневничок, я думала, Аги на меня рассердится, потому что Пишта Вадаш – не англичанин и не ариец. Но Аги вовсе не рассердилась. Она сказала: Ева, доченька, до той поры, когда ты замуж соберешься, это у тебя пройдет. Когда еще тебе двадцать четыре года исполнится! Потому что, я надеюсь, раньше ты замуж все равно не выйдешь, а до тех пор, может быть, десять раз влюбишься. Аги очень ласково это сказала, но все-таки нехорошо было с ее стороны, что, когда я спросила, Пишта Вадаш ей кажется таким же красивым, как мне, она ответила, ну еще бы, такой красавец, чистый бронзовый буйвол. Это она потому сказала, что Пишта – совсем смуглый, а глаза у него – конечно, только по мнению Аги – как у буйвола. Когда она увидела, что я обиделась, тут же решила меня утешить, и сразу сказала, что вообще-то подобные вещи – дело вкуса, и никогда не стоит спорить о том, что кому-то нравится или не нравится. Мне нравится Пишта Вадаш, ей – дядя Бела! Но все-таки не стоило ей говорить про бронзового буйвола, потому что эти слова с тех пор все время мне вспоминаются, когда я думаю о Пиште. И все же я была рада, что она не сказала ничего такого, что обычно говорит бабушка: дескать, не стыдно тебе бегать за парнями, и еще, что я только о парнях и думаю. Кажется, Аги ничего не имеет против, что я бегаю за Пиштой Вадашем; может, когда я вырасту и стану фотокорреспондентом, парни будут бегать за мной. Хотя кто его знает: иногда я подслушиваю, что говорят подруги Аги, когда приходят к нам, и вижу, что за ними мужчины вовсе не бегают, скорее наоборот. Аги из-за этого очень злится на меня и говорит: ее подруги за мужчинами не бегают, а ты мелешь всякие глупости; и вообще ей не нравится, если кто-то подслушивает или ябедничает. Ябедничать я никогда не ябедничаю, а подслушивать люблю, другие девочки в школе тоже подслушивают, что говорят взрослые, даже Анни любит подслушивать, хотя она – образцовый ребенок. Знаешь, Дневничок, это так здорово, когда Аги и дядя Бела дома! Когда они дома, я даже готова терпеть, если война будет продолжаться еще долго! Ой, как мне стыдно за эти слова: ведь столько людей вокруг страдают. Я совсем не то хотела сказать, просто хотела сказать, что лучше всего, когда вся семья вместе, а у нас это так редко бывает!