Во второй половине 1920-х гг. репрессивные мероприятия против представителей духовенства получили развитие. Начиная с 1927 г. проводились массовые аресты участников иосифлянского движения. В сибирской ссылке оказались многие видные представители духовенства. В 1927 г. был сослан на три года в Енисейск митрополит Кирилл (К.К. Смирнов) [851]. В конце 1925 г. был арестован и сослан в Нарымский край епископ Венедикт (В.В. Плотников) [852]. В мае 1926 г. получили срок нарымской ссылки епископы Иннокентий (Б.Д. Тихонов) [853]и Николай (Н.Ф. Клементьев) [854]. В феврале 1928 г. был сослан в Енисейск арестованный за «антисоветское произведение под видом ответа митрополиту Сергию Нижегородскому» протоиерей И.И. Пироженко [855]. В это же время срок ссылки получил протоиерей П.И. Новосельцев [856].
К началу 1927 г. органы прокуратуры насчитывали в Сибирском крае 28 административно-ссыльных церковников. К середине года их численность возросла до 41 чел. [857]В феврале 1927 г. в Нарымском крае числились 19 представителей духовенства [858]. К концу года в Барабинском округе находились четыре ссыльных священника, в Барнаульском – два, в Иркутском – один [859].
В перечень «контрреволюционеров» включались лица, подвергавшиеся ссылке и высылке по подозрению в шпионаже (ст. 66 УК). За 1924 г. в распоряжение ПП ОГПУ по Сибири поступило 62 подозреваемых в шпионаже. Известно, что в 1924 г. был отправлен в Томскую губернию специалист в области металлургии проф. В.Я. Мостович, осужденный по обвинению в экономическом шпионаже на три года без строгой изоляции [860]. Во второй половине 1920-х гг. численность сосланных за шпионаж в Сибири оставалась относительно стабильной. В 1926 г. через ПП ОГПУ по Сибирскому краю прошло 29 административно-ссыльных и высланных по подозрению в шпионаже. К сентябрю 1927 г. в стране насчитывалось 414 административно-ссыльных по этому обвинению [861]. К середине года в Сибирском крае, согласно данным прокуратуры, находилось 213 сосланных за шпионаж. К началу 1928 г. их насчитывалось в Барабинском округе – 20 чел., в Каменском – 7, в Барнаульском – 6, в Иркутском – 1 чел. [862]
Особую группу ссыльных составляли лица, причастные к антиправительственным мятежам. С нормализацией обстановки в очагах крестьянских восстаний массовые высылки членов семей мятежников и подозреваемых в причастности к мятежу прекратились. Однако Комиссия по высылкам при НКВД и комиссии ГПУ – ОГПУ на юге России выносили постановления на ссылку и высылку граждан, подозревавшихся в бандитизме и прочих преступлениях против порядка управления. В течение 1924 г. по таким обвинениям в Сибирь было сослано 516 чел. Так, в мае 1924 г., сюда в распоряжение ПП ОГПУ по Сибири прибыло 14 чел.; они были сосланы из Чеченской автономной республики как бывшие бандиты [863].
Постановление ЦИК СССР от 28 марта 1924 г. давало органам ОГПУ право на ссылку и высылку «бандитов и их пособников». В мае это право получили уполномоченные ОГПУ в местностях, объявлявшихся неблагополучными по бандитизму. За 1926 г. в распоряжение ПП ОГПУ по Сибири было направлено 355 (18,3 % от общей численности) обвиняемых в преступлениях против порядка управления [864]. Таким образом, их доля в общей массе административно-ссыльных уменьшилась. Однако при этом значительная часть подозреваемых в бандитизме была осуждена местными комиссиями ГПУ. К сентябрю 1927 г. численность ссыльных и высланных по приговорам Особого совещания за бандитизм составила 493 чел. (4,4 % от общей численности) [865].
Достаточным основанием для применения ссылки и высылки к независимо мыслящим беспартийным гражданам было отнесение их к категории «социально опасных» лиц. В соответствии с декретом ВЦИК от 16 октября 1922 г. несудебной ссылке и высылке могли быть подвергнуты не только «антисоветчики», но и рецидивисты, имевшие судимости по более чем десятку статей УК. В приговорах Комиссии по высылкам они проходили, как правило, с формулировкой «социально вредный элемент». Как известно, с начала 1920-х гг. советские карательные органы проводили локальные операции с целью выселения из определенных районов нежелательных граждан. Круг этих лиц трактовался произвольно. В него входили подозреваемые в хищениях и разбое, «нетрудовой элемент» (торговцы, самогонщики, содержатели притонов).
Центральные власти в своих действиях против нежелательных лиц руководствовались аналогичными критериями. Взяв курс на нэп, они не желали выпускать из-под контроля слои населения, претендовавшие на экономическую самостоятельность. В ноябре 1923 г. в круг «социально опасных элементов», в отношении которых могли применяться административные репрессии, были включены подозреваемые в торговле наркотиками, спиртом, драгоценностями, контрабанде, лица без определенных занятий, а также не зарегистрированные посредники в торговле и подрядах, «спекулянты», «черные биржевики» [866]. Все они были охвачены общим термином «нэпманско-паразитический элемент».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу