Банеш Хофман - Альберт Эйнштейн. ТВОРЕЦ И БУНТАРЬ.

В качестве своего преемника Эйнштейн предложил кандидатуру Эренфеста. Однако неожиданно Эренфест наотрез отказался признать, что исповедует иудейскую веру. Дело в том, что ранее, столкнувшись с действующим в Австро-Венгрии запретом на браки между евреями и христианами, Эренфест и его жена Татьяна (тоже физик) официально заявили, что не исповедуют никакой религии. В силу этого Эренфест не согласился отречься от своего предыдущего заявления, несмотря даже на уверения Эйнштейна, что это чистая формальность.

В 1911 г. в Праге в голове Эйнштейна постепенно складывалась общая теория относительности, а в 1912 г. он ввел фундаментальный квантовый закон фотохимических процессов. Этот закон был вскоре экспериментально подтвержден Эмилем Варбургом, работавшим в Берлине. В июне 1911 г. Эйнштейн получил приглашение участвовать осенью того же года в научной конференции, которую намечалось провести в Брюсселе. Речь шла о первой из целого ряда конференций, навечно связанных с именем учредившего и финансировавшего их бельгийского промышленника Эрнста Сольвея. Организатором конференции был немецкий физик Вальтер Нернст, берлинский коллега Планка. Поначалу Нернст весьма скептически отнесся к эйнштейновской квантовой теории тепловых колебаний атомов, однако затем его скепсис сменился энтузиазмом. Приглашены были лишь избранные. В приглашении указывалось, что примененные в работах Планка и Эйнштейна кванты (все еще крайне подозрительная тогда идея квантов света даже не упоминалась) привели теоретическую физику к кризису. Основная цель Сольвеевского конгресса — собрать ведущих европейских физиков в надежде, что им удастся, работая в роскошных условиях в течение пяти дней и ни на что не отвлекаясь, излечить физику от недуга, вызванного квантами. В Конгрессе приняли участие 21 ученый. Председательствовал несравненный Лоренц. Тот факт, что на деле нельзя было не пригласить на Конгресс Эйнштейна, стал явным свидетельством его высокого авторитета среди ученых. Эйнштейна уже считали принадлежащим к научной элите.

Хотя высокоученые разговоры проходили оживленно и были продолжительными, обсуждавшиеся проблемы не раскрыли своих тайн. Отведенное на дискуссии время подошло к концу, а на Сольвеевском конгрессе так ничего вроде бы и не решили. Тем не менее ему суждено было войти в историю теоретической физики, ибо, помимо всего прочего, на этом Конгрессе загадочный квант приобрел такой статус, какого он никогда еще не имел. Даже Пуанкаре — человека, имеющего огромное влияние, — удалось убедить, что квант — нечто значительное. Это было лишь началом грядущего признания.

В ноябре 1911 г. Эйнштейн написал два письма своему близкому другу профессору Генриху Цангеру — директору Института судебной медицины Цюрихского университета. В этих письмах Эйнштейн делился впечатлениями о Конгрессе. Приведем несколько отрывков. Читая эти письма, не следует забывать, что они не предназначались для публикации.

«Лоренц председательствовал с несравненным тактом и невероятной виртуозностью. Он одинаково хорошо говорит на трех языках и обладает необычайной научной проницательностью. Мне удалось убедить Планка после многолетних усилий согласиться в основном с моими воззрениями. Он исключительно честный человек, скорее думающий о других, чем о себе… В Брюсселе было исключительно интересно. Кроме участников из Франции — Кюри, Ланжевена, Перрена и Пуанкаре — и из Германии — Нернста, Рубенса, Варбурга и Зоммерфельда, — на Конгрессе присутствовали Резерфорд и Джинс. А также, конечно, Г. А. Лоренц и Камерлинг-Оннес. Лоренц — это чудо интеллигентности и такта, живое произведение искусства!.. Пуанкаре занял позицию огульного отрицания [теории относительности] и вообще проявил недостаточное понимание новой ситуации, Планк — в плену заведомо ложных предпосылок… но никому ничего не известно. В целом все это было бы наслаждением для дьявольских отцов-иезуитов».

Не успел Эйнштейн занять пост профессора в Праге, как Гроссман, немного позднее Цангер, а затем некоторые другие друзья Эйнштейна стали искать способ вернуть его назад в Цюрих, на этот раз в Политехникум. Для этого они обратились к виднейшим ученым с просьбой высказать свое мнение об Эйнштейне.

Вскоре после Сольвеевского конгресса Мария Кюри откликнулась на эту просьбу следующей яркой характеристикой Эйнштейна:　

«Я искренне восхищалась работами, которые были опубликованы г-ном Эйнштейном по вопросам современной теоретической физики. Думаю, впрочем, что физико-математики единодушно признают, что это работы самого высокого класса. В Брюсселе на научном конгрессе, в котором участвовал и г-н Эйнштейн, я могла оценить ясность его ума, осведомленность и глубину знаний. Нам известно, что г-н Эйнштейн еще очень молод, но это и дает нам право возлагать на него самые большие надежды, видеть в нем одного из крупнейших теоретиков будущего. Я полагаю, что научное учреждение, которое создаст г-ну Эйнштейну необходимые условия для работы или предоставит кафедру на таких условиях, каких он заслуживает, сделает это к чести для себя и, несомненно, окажет большую услугу науке».