Б Пилат - Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное

Презрение римлян к иудеям набирало силу. Они ведь были правителями мира. Далматы, сирийцы, галлы, германцы быстро отказались от своих верований и стали добропорядочными гражданами империи, пусть и второго сорта. Иудеи же мало того, что абсолютно не воспринимали величие Рима и в сравнении с другими провинциями давали ему очень мало, еще и добивались неслыханных привилегий. Часть заработанных в Риме денег они отчисляли на свой храм, и эти средства покидали Рим. Кроме того, никто из покоренных народов не позволял себе с таким размахом и роскошью строить новые города, как это делал Ирод. У этой проблемы была и обратная сторона. Мало того, что иудеи свято придерживались своей веры, во многих городах и провинциях империи появлялись люди различного имущественного положения — от голытьбы до царей, которые переходили в иудаизм, что также было для римлян странно и неприятно.

Греция, как и Иудея, стояла особняком в отношениях с Римом. По образному выражению Карла Каутского, «как в области экономики и политики, так и в области философии и искусства Рим по отношению к Греции всегда оставался только грабителем. Его великие поэты и мыслители почти все были только плагиаторами». Все это было действительно так: только опираясь на выдающуюся интеллектуальную мощь греческой культуры, римская военная машина смогла завоевать мир. Если Иудея мало давала Риму, то Греция давала всё. Боги Рима — те же греческие, чуть постаревшие боги. Римская знать приглашала греческих риторов, грамматиков для обучения своих детей. Афинские школы по-прежнему продолжали свои диспуты. А Нерон, так и не нашедший в Вечном городе своих слушателей, получил прекрасную аудиторию в Греции. Нельзя сказать, что весь просвещенный римский мир не осознавал свою зависимость от Греции. Но что было делать?! Обойтись без греков было невозможно, они зримо или незримо присутствовали во всех областях империи.

Римская литература, взяв на вооружение красочные греческие легенды с их многообразием богов и сюжетов, получила богатейшую пищу для размышлений. Но случилось так, что будто завороженный стоял этот мир перед «Илиадой» и «Одиссей» и в течение долгих лет не пытался создать ничего своего. Усилия Рима, его лучшие умы устремились в ту свободную нишу, которую до них никто не занимал и не пытался осмыслить; закон и государственное право — вот основной вклад Рима в цивилизацию. Но ко времени Августа римская литература достигла высокого уровня развития, и свитки буквально заполонили империю. Читать стало модно, а потребность определяет появление товара и его качество. В огромном количестве на рынок стали выбрасываться произведения, обыгрывающие известные сюжеты, а затем и новые, возможно, повторяющие забытые мотивы. Несколько сотен лет в Риме продолжалась активная издательская деятельность, и главными итогами этой деятельности были произведения, так или иначе воспевающие величие Рима: мифологические сюжеты, исторические повести (Тацит, Плиний Старший), «География» (Страбон). На иудейство, по крайней мере в I в., вплоть до появления произведений Флавия, было наложено интеллектуальное табу. Этому были причины, и весьма веские.

Как ни странно, именно в последнее столетие до н. э. и в I в. н. э. иудеи обладали одним несомненным преимуществом перед другими народами, населяющими империю. По мере развития общественных отношений тяга людей к общению, к коммуникациям, коллегиальному творчеству становится все явственней — это всеобъемлющий закон, свойственный большинству биологических видов вообще; вместе легче преодолевать трудности. У иудеев в силу географического положения их родины, особенностей национального характера эта черта натуры перешла в фетиш. Постоянные войны, победы и поражения развили в народе веру в Единого, национальное самосознание и потребность в объединении и взаимной выручке. Еще пребывание в Египте и исход с многолетним блужданием по пустыне сплотили племена, вавилонское пленение с последующим расселением на чужбине тоже содействовало сплочению иудеев. Где бы они ни появлялись, в каком бы количестве ни были — одна семья или несколько, — они непременно устанавливали контакты друг с другом, будучи ограждены от остальных народов сводом своих законов и правил. Тацит в этой связи упоминает об их готовности всегда прийти на помощь друг другу. Эта национальная особенность находилась в резком контрасте с возможностями других народов. Например, объединение германцев в военные отряды практиковалось часто, но не носило признаков духовности, а именно этот фактор и потребность в нем становились доминирующими.