Михаил Гордин - Пушкинский век

Роскошная петербургская квартира Виельгорских на Михайловской площади в доме Л. И. Голенищева-Кутузова была «настоящим маленьким храмом изящных искусств». Здесь устраивались концерты и музыкальные вечера, выступали любители и лучшие артисты столицы, заезжие знаменитости. Здесь восхищал собравшихся своей игрой младший брат хозяина дома Матвей Юрьевич, выдающийся виолончелист. У Виельгорского постоянно бывали Жуковский, Вяземский, Одоевский, Брюллов, Глинка.

И Виельгорский, и Жуковский, и Одоевский деятельно помогали Глинке в его работе над первой национальной русской оперой.

Этот «Канон в честь М. И. Глинки» был написан на обеде у А. В. Всеволожского, данном 13 декабря 1836 года по случаю первого представления оперы «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») в петербургском Большом театре. Канон сочинили Виельгорский, Вяземский, Жуковский и Пушкин. Пушкину принадлежит последняя строфа. Она значительно отличается от первых трех. В ней не просто хвала великому таланту, но защита его от злобных завистников из определенных столичных кругов, которые в то время подло преследовали самого поэта.

Во многих пушкинских стихах отозвались петербургские музыкальные впечатления. Как бы подводя им итог, Пушкин вкладывает в уста одного из героев «Каменного гостя» слова:

В 1834 году в повести «Невский проспект» Гоголь писал об одном из своих героев: «Этот молодой человек принадлежал к тому классу, который составляет у нас довольно странное явление… Это исключительное сословие очень необыкновенно в том городе, где все или чиновники, или купцы, или мастеровые немцы. Это был художник. Не правда ли, странное явление? Художник петербургский! Художник в земле снегов… Это большею частию добрый, кроткий народ, застенчивый, беспечный, любящий тихо свое искусство, пьющий чай с двумя приятелями своими в маленькой комнате, скромно толкующий о любимом предмете и вовсе небрегущий об излишнем. Он вечно зазовет к себе какую-нибудь нищую старуху и заставит ее просидеть битых часов шесть с тем, чтобы перевести на полотно ее жалкую бесчувственную мину. Он рисует перспективу своей комнаты, в которой является всякий художественный вздор: гипсовые руки и ноги, сделавшиеся кофейными от времени и пыли, изломанные живописные станки, опрокинутая палитра, приятель, играющий на гитаре, стены, запачканные красками, с растворенным окном, сквозь которое мелькает бледная Нева и бедные рыбаки в красных рубашках».

Художник, порою в небрежном и несколько причудливом костюме, был заметной фигурой в петербургской жизни. Начать с того, что большинство состоятельных людей желали иметь собственные изображения и портреты своих близких. Парадные портреты царей служили украшением казенных мест. Художники-портретисты не ощущали недостатка в заказах. Картины на стенах были непременной деталью обстановки всякого дворянского дома. Нередко стены и потолки особняков, дворцов и общественных зданий украшали росписи — тут работали художники-декораторы. Они же писали панно, украшавшие придворные праздники, и декорации для театров. Церкви, а также многие частные лица, не желавшие довольствоваться продукцией ремесленников-богомазов, прибегали к услугам «образованных» живописцев. Художники, специализировавшиеся на «перспективной живописи», изображали улицы, здания и интерьеры. Художники-пейзажисты рисовали природу. Ведь в то время никто, кроме художника, не мог запечатлеть в зримом образе лицо человека или характерную городскую сценку, великое сражение или вид комнаты…

В «Адресной книге» Петербурга на 1823 год указано 53 художника — самых известных, по преимуществу академиков. Но, конечно, в действительности их было куда больше.