Михаил Гордин - Пушкинский век

В начале 1820-х годов Филармоническое общество снимало залу в доме Купеческого, или Коммерческого, собрания на Английской набережной. Позже — в доме на Невском, у Казанского моста.

Дом этот строили для генерал-фельдцейхмейстера А. Н. Вильбоа. В самом конце XVIII века его приобрел богатый откупщик М. А. Кусовников. Затем дом перешел к его дочери, вышедшей замуж за доброго знакомого Пушкина — В. В. Энгельгардта. В молодости Энгельгардт состоял, как и Пушкин, в обществе «Зеленая лампа». К нему обращено стихотворение поэта «Я ускользнул от эскулапа». Хорошо знавший Энгельгардта П. А. Вяземский писал о нем: «Расточительный богач, не пренебрегавший веселиями жизни, крупный игрок, впрочем, кажется, на веку своем более проигравший, нежели выигравший, построитель дома, сбивавшегося на парижский Пале-Рояль, со своими публичными увеселениями, кофейнями, ресторанами. Построение этого дома было событием в общественной жизни столицы».

Дом, полученный в приданое за женой, Энгельгардт совершенно перестроил, сделав его центром столичных развлечений. Проект составил архитектор П. Жако, построивший затем дом голландской церкви на Невском проспекте и дом Благородного собрания на Михайловской площади. Перестройка дома Энгельгардта длилась около двух лет.

Восьмого февраля 1830 года публика узнала из газет, что «Храм вкуса, храм великолепия открыт… Все, что выдумала роскошь, все, что изобрела утонченность общежития, соединено здесь. Тысячи свеч горят в богатых бронзовых люстрах и отражаются в зеркалах, мраморе и паркетах».

«Северная пчела» сообщала подробности: «Теперь можем решительно сказать, что ни одна столица в мире, включая Париж и Лондон, не имеет такого великолепного публичного заведения… В доме В. В. Энгельгардта всюду паркет отличнейший, карнизы раззолоченные, потолки расписаны искуснейшими художниками, камины мраморные и бронзовые, стены или расписаны искусно или сделаны под мрамор. Бывшая филармоническая зала представляет совершенство вкуса и великолепия… Каждая комната имеет свой особенный характер. Готическая комната расписана во вкусе средних веков; Военная — арматурами; Китайская обита великолепными китайскими тканями, имеет выгнутый потолок с змеями и китайской живописью… Прибавьте к этому великолепные и соответствующие каждой комнате мебели, зеркала, богатые люстры… При этом не забыты и удобства. Тут же находятся боковые комнаты для туалета, теплые переходы и обширные сени… Многие жаловались, что при разъезде из Филармонической залы было тесно. Ныне три входа. Не упущено ничего из виду для доставления публике всевозможных удобств».

«Когда это помещение было отстроено, — вспоминал поэт Н. В. Кукольник, — весь С.-Петербург сбегался смотреть на это новое, тогда удивительное, тогда несравненное явление. Весь город был полон слухами про готическую и китайскую комнаты. А зала? Кого мы там не переслушали».

Сразу после перестройки дома Энгельгардта в его большом зале начались концерты. «В пятницу, 6-го марта, г. Кюн (слепорожденный) дает концерт, в котором будут петь г-жа Гебгард и г. Тоза, г. Черлицкий будет играть на фортепиано, г. Кюн на скрипке… Цена 5 рублей». «10-го марта… два любимца нашей публики, братья гг. Бендеры дадут концерт, в котором они будут играть на кларнетах фантазии соч. г. Мейера и вариации сего же композитора; г. Бем будет играть на скрипке Адажио и полонез, соч. г. Мауера; концерт соч. г-жи Бертран будет играть на арфе она же; концертино соч. г. Мейнгарда будет играть на виолончели Петр Бендер (сын); петь будут г. Николини и г-жа Реморини. Цена билета 5 руб.». 14 марта. «Концерт г-жи Мелас (первой певицы), в котором будут петы лучшие арии из итальянских опер. Участвуют многие артисты. Цена за вход 10 руб.». И т. д., и т. д.

В 1830-х годах зал в доме Энгельгардта действительно был центром музыкальной жизни города. По свидетельству А. О. Смирновой-Россет, концерты здесь «давали всякую субботу… Requiem Моцарта, Création Гайдна, симфонии Бетховена, одним словом — серьезную немецкую музыку. Пушкин всегда их посещал».

На одном из таких концертов в январе 1837 года видел поэта молодой И. С. Тургенев. «Пушкина мне удалось видеть всего еще один раз, — вспоминал он, — за несколько дней до его смерти, на утреннем концерте в зале Энгельгардта. Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых крупных зубов, висячие бакенбарды, темные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей — и кудрявые волосы… Он и на меня бросил беглый взор, бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, на него впечатление неприятное: он словно с досадой повел плечом — вообще он казался не в духе — и отошел в сторону».