Михаил Гордин - Пушкинский век

В 1830-е годы в Петербурге бывало в среднем по 35–40 больших пожаров в год.

Всем надолго запомнился грандиозный пожар 1832 года, уничтоживший несколько кварталов и оставивший без крова тысячи жителей. Начался он в середине дня 8 июня. Загорелось в Ямской слободе, близ Свечного переулка и Разъезжей улицы. На беду, дул сильный северо-восточный ветер. Пламя охватило бесчисленные конюшни и сараи живущих здесь ямщиков. Запылали огромные массы сена, соломы, дегтя, сала. Меньше чем за час огонь охватил все окрестные улицы, угрожая казармам Семеновского полка, достиг места пересечения Лиговского канала с Обводным. Огненный вихрь был настолько силен, что перебрасывал горящие доски и головешки на другую сторону Обводного канала, где загорелись гончарный завод и дома. Всего было уничтожено 102 деревянных здания и 66 каменных. Погибло более 30 человек.

В феврале 1836 года сгорел во время представления балаган известного фокусника Лемана. По официальным данным, в огне погибло 126 человек, в городе говорили — вдвое больше. Через неделю после этого происшествия литератор профессор А. В. Никитенко записал в своем дневнике: «Оказывается, что сотни людей могут сгореть от излишних попечений о них… Это покажется странным, но оно действительно так. Вот одно обстоятельство из пожара в балагане Лемана, которое теперь только сделалось известным. Когда начался пожар и из балагана раздались первые вопли, народ, толпившийся на площади по случаю праздничных дней, бросился к балагану, чтобы разбирать его и освобождать людей. Вдруг является полиция, разгоняет народ и запрещает что бы то ни было предпринимать до прибытия пожарных: ибо последним принадлежит официальное право тушить пожары. Народ наш, привыкший к беспрекословному повиновению, отхлынул от балагана, стал в почтительном расстоянии и сделался спокойным зрителем страшного зрелища. Пожарная же команда поспела как раз вовремя к тому только, чтобы вытаскивать крючками из огня обгорелые трупы. Было, однако ж, небольшое исключение: несколько смельчаков не послушались полиции, кинулись к балагану, разнесли несколько досок и спасли трех или четырех людей. Но их быстро оттеснили. Зато „Северная пчела“, извещая публику о пожаре, объявила, что люди горели в удивительном порядке и что при этом „все надлежащие меры были соблюдены“».

Большие пожары всегда собирали толпы зевак. Имелись в столице страстные любители жуткого зрелища. Один из них — знаменитый Иван Андреевич Крылов — готов был вскочить среди ночи, если узнавал, что где-то горит. С особенным одушевлением вспоминал он редкостный случай, когда на взморье горели камели (плавучие подъемные устройства, с помощью которых корабли проводили по мелководью)…

Выезд пожарной команды. Литография К. Беггрова по рисунку К. Сабата и С. Шифляра. 1820-е гг.

Самый злой, самый непоправимый в истории Петербурга пожар начался в 8 часов вечера 17 декабря 1837 года. Император с императрицею, наследником, великой княжною Марией Николаевной и великим князем Михаилом Павловичем были в это время в театре. Когда царю донесли, что Зимний горит, он тотчас бросился во дворец, сын и брат его сопровождали. Императрица, однако, не покинула театра прежде окончания пьесы. В Большой Морской императрицу встретил посланный ей навстречу великий князь Михаил Павлович и передал повеление государя ехать в Собственный — так тогда называли Аничков — дворец, куда должны были привезти и младших великих князей, и княжон. Императрица тем не менее отправилась на пожар. Вместе с дочерью Марией она долго смотрела из окон своих комнат, обращенных во двор, как пламя бушевало в парадных залах — Фельдмаршальском, Белом, Петровском. Наконец явился император и воскликнул: «Уезжайте, через минуту огонь будет здесь!» Но императрица, движимая горестным изумлением, прежде чем совсем оставить дворец, захотела проститься со своим погибающим жилищем: зашла в свой кабинет и в детские комнаты и, помолившись в последний раз в малой дворцовой церкви, отправилась через площадь в здание Главного штаба, откуда наблюдала разразившееся бедствие.

Тем временем солдаты Первого батальона лейб-гвардии Преображенского полка, квартировавшие по соседству с дворцом, успели снять и вынести гвардейские знамена и все портреты, висевшие в Фельдмаршальском зале и в Галерее 1812 года. Пытаясь остановить огонь, заложили кирпичом две двери во внутренние покои дворца. Однако пламя проникло в отдушины и щели и устремилось вверх. Николай послал солдат на чердак — разбирать кровлю, но чердак уже наполнился клубами густого едкого дыма, мешавшего дышать и видеть. Если бы во дворце был водопровод, быть может, пожар удалось бы смирить сразу, не дав огню распространиться. Стоит заметить, что как раз в исходе 1837 года правительство разрешило наконец приступить к строительству городского водопровода для подачи по чугунным трубам питьевой воды во все этажи частных и казенных зданий. Гнать воду предполагалось при помощи паровых машин. Создали и акционерную компанию для осуществления проекта. Но спохватились слишком поздно. 17 декабря 1837 года в распоряжении пожарных, гасивших огонь во дворце, было всего несколько ручных насосов и прорубь на Неве. Экономя тысячи, теряли миллионы, теряли невосполнимое и бесценное.