Михаил Гордин - Пушкинский век

Получали деньги и припасы из своих вотчин и дворяне средней руки. Это и давало им возможность жить в Петербурге на широкую ногу. «Вы изумитесь, — пишет А. Башуцкий, — убедясь, что семейство, вовсе не из первоклассно богатых, состоящее из трех, четырех лиц, имеет надобность в 12 или 15 комнатах». В чем же была причина подобной «надобности»? Оказывается, в том, что «помещения соображены здесь вовсе не с необходимостью семейств, но с требованием приличия… Кто из людей, живущих в вихре света и моды, не согласится лучше расстроить свои дела, нежели прослыть человеком безвкусным, совершенно бедным или смешным скупцом? Насмешка и мнение сильны здесь, как и везде». Человеку светскому полагалось жить не выше второго этажа, чтобы никто не мог сказать: «Я к нему не хожу. Он живет слишком высоко».

Как указано в контракте Пушкина с княгиней Волконской, он занимал в ее доме квартиру «от одних ворот до других, нижний этаж из одиннадцати комнат, состоящий со службами, как-то: кухнею и при ней комнатою в подвальном этаже, взойдя на двор направо; конюшнею на шесть стойлов, сараем, сеновалом, местом в леднике и на чердаке и сухим для вин погребом, сверх того две комнаты и прачешную, взойдя на двор налево в подвальном этаже во 2-м проходе». Для семьи Пушкина, состоявшей в это время из восьми человек, подобная квартира не считалась большой. Наоборот. Здесь не было ни зала, ни диванной, ни биллиардной, особых туалетных для одевания, столь обязательных в светской жизни. А только передняя, столовая, спальня, кабинет, детская, гостиная, буфетная и комнаты сестер Натальи Николаевы.

В конюшне стояли наемные лошади. Пушкин своих лошадей не имел и нанимал их у «извозчика», то есть содержателя извоза, Ивана Савельева. Наемные лошади стоили в Петербурге очень дорого. Пушкин платил Савельеву за четверку лошадей 300 рублей в месяц. Это превышало расходы на еду для всей семьи и прислуги. У Пушкина было две кареты — двухместная и четырехместная, кабриолет и дорожная коляска. Незадолго до гибели, в июне 1836 года, поэт купил у каретного мастера Александра Дриттенпрейса новую четырехместную карету за 4150 рублей ассигнациями. Эти деньги остались неуплаченными. Их заплатила уже опека, учрежденная над детьми и имуществом Пушкина. Опека заплатила и долг извозчику Савельеву 650 рублей.

Человеку, жившему «в свете», полагалось иметь собственный выезд. Подобные люди пешком не ходили. Пешком лишь гуляли. Зайти к кому-нибудь считалось неприличным. Надлежало заехать .

Как выглядела петербургская барская квартира? Паркетные полы, лепные расписные потолки, на стенах штофные обои, занавеси из кисеи или шелка, зеркала, бронза, фарфор, изящная мебель из различных пород и цветов дерева с резьбой и позолотой, печи из штучных изразцов.

Кабинет Онегина — «философа в осьмнадцать лет» украшает все, что изобретено изощренным вкусом «для забав, для роскоши, для неги модной», —

Однако большинство таких квартир при всей своей обширности и роскоши не отличалось удобствами. Объяснялось это тем, что при постройке домов даже в лучших частях города об удобстве не всегда заботились. По словам современника, «для спекулянта все равно, как помещаются его жильцы; он тем менее заботится о их выгодах, что усиливающееся народонаселение не уменьшает ни потребности на квартиры, ни цены их». Да и сам дворянский быт являл собой много несообразностей. «Часто, входя в переднюю хорошего дома, вы находите ее грязною, безобразною, в беспорядке, и здесь уже запах ламп, кухни… неприятно поражает ваше обоняние. Вы удивитесь, видя, напротив того, в приемных отличный порядок, приятную чистоту, лоск, свежесть всех предметов. В другом доме вы тотчас заметите, что прекрасный обед сервирован на чрезвычайно дурной посуде, или обратно; в другом — при роскоши всех принадлежностей, вам бросится в глаза худо одетая, неисправная, хотя многочисленная прислуга».

При чтении этих строк «Панорамы Санкт-Петербурга» невольно вспоминается описание жизни семейства Пушкиных, данное педантичным Модестом Корфом: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня; ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана».