Виктор Московкин - Солдат революции [о Н. И. Подвойском]

— Это же прекрасно! — бодро сказал он, стараясь успокоить ее и в то же время думая о том, как оповестить рабочих, большевистски настроенных солдат, матросов, — ведь сегодня второй день пасхи, предприятия не работают, не выходят газеты, многие солдаты отпущены из казарм. Единственный выход — использовать живую связь.

Вскоре после приезда Ленин встретился с Подвойским. Внимательно оглядел, улыбнулся:

— А я ведь вас таким и представлял. Вот оно как получается: заочно давно знакомы, а видеться не приходилось. Здравствуйте, товарищ Подвойский. Садитесь и рассказывайте.

Как можно короче Подвойский доложил, с какими трудностями сталкивается Военная организация.

Рассказывал и видел: на лице Владимира Ильича появляется выражение досады.

— Солдатам большие речи не нужны, — заговорил Ленин. — В большой речи неизбежно затрагивается много вопросов. Неискушенный в политике человек не может отобрать главного, внимание его рассеивается. Ему надо говорить о мире, потому что мир нынче объединяет всех трудящихся, надо говорить о земле, о контроле над производством. И он поймет, толковать тут долго не приходится.

Удостоверившись, что собеседник слушает его внимательно, Владимир Ильич продолжал:

— Солдату нужен мир, потому что он устал, измотался за время этой тяжелой многолетней войны и теперь всеми силами жаждет отдохнуть, вернуться домой, поправить свое хозяйство. Ему нужна земля. Он знает, что его семья голодает и накормить ее может только земля. Он понимает также, что нельзя оставить в руках капиталистов фабрики и заводы, нельзя оставить власть. Все это нужно взять в руки рабочих и крестьян. И чем проще будет агитатор, чем бесхитростнее, понятливее он будет говорить об этом, тем скорее дойдет солдат до большевизма. Сейчас он еще питает надежды, что нынешняя власть даст и землю, и мир, и контроль над производством, но скоро он убедится, что ждать от этой власти нечего. И тогда соглашатели — меньшевики и эсеры — окажутся в изоляции. Народ не прощает обмана.

Заметив на лице Подвойского мелькнувшую улыбку, Ленин живо спросил:

— Вы считаете — не так?

— Да нет, Владимир Ильич. Вспомнилось — в Ярославле, в пятом году. У железнодорожников выступал меньшевик. Появился городовой. Рабочие не дали ему арестовать оратора. Но уже в середине речи меньшевика кто-то крикнул: «Чего его слушать, одну муть несет, тащи его топить в Волгу».

Ленин откинулся в кресле, засмеялся.

Подвойский сказал, что Военная организация намеревается издавать солдатскую газету. Ежедневно приходят солдаты, и каждому приходится объяснять одно и то же. Так не лучше ли, чтобы солдаты читали свою газету и узнавали, что им делать.

— Популярная солдатская газета. Это замечательно! — воскликнул Владимир Ильич. — Такая газета должна помочь партии в расширении нашего влияния на армию, а значит, и на крестьян. Никакое другое средство пропаганды, заметьте, не будет иметь такой действенной силы, как хорошо поставленная солдатская газета! Только не забудьте одно непременное условие — в солдатской газете главными авторами должны быть сами солдаты. Если вы станете выпускать газету для солдат, ничего не выйдет, надо, чтобы это была солдатская газета.

Владимир Ильич сделал ударение на слове «солдатская» и еще раз пояснил:

— Если писать будут сами солдаты, тогда читателей своих она заинтересует и завоюет популярность.

Подвойский видел, что Ленин как-то уж очень пристально приглядывался к нему, и, не понимая причины, испытывал смущение.

— Вы очень усталым выглядите, товарищ Подвойский. Надо уметь отдыхать от дел. Беречь себя.

— Отдыхать будем, Владимир Ильич, когда завершится революция.

— Ну, батенька мой, — улыбнулся Ленин. — Боюсь, тогда совсем будет не до отдыха.

Подвойский от имени Военной организации обратился в партийный комитет Кронштадта с просьбой прислать матросов-агитаторов. Подняты были на ноги и заводские партийные ячейки. На совещании, которое он созвал, решено было объявить неделю массового похода в солдатские казармы. Вызванные с предприятий рабочие-большевики говорили Николаю Ильичу:

— Как мы пойдем в казармы? Солдаты будут задавать вопросы, на которые мы не сможем ответить.

Высокий, в военной гимнастерке, с усталым, осунувшимся лицом, Подвойский спрашивал:

— О мире вы говорить можете?

— Можем.

— О земле можете?

— И о земле можем.

— А о власти?

— И о власти скажем.