Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Как в ходе дискуссии, так и после нее в нашей стране и за рубежом было опубликовано немало специальных трудов, включая объемистые монографические исследования, авторы которых ставили своей целью подытожить и проанализировать идеи Маркса по всем упомянутым вопросам (см. [60; 70; 155; 156; 180; 240; 254; 255]). В них и во многих иных работах уделено большое внимание выяснению сути концепции Маркса как в связи с особенностями развития выделенных им «азиатских», «восточных» обществ, так и вообще в связи с подходом его к анализу неразвитых общественных структур.

Маркс был далеко не первым, кто обратил внимание на особенности азиатских структур. Идея о существовании восточного деспотизма, принципиально отличного от форм политической организации в Европе, была отчетливо выражена уже в «Политике» Аристотеля [6, с. 136-137]. Изданные в средневековой Европе в XIII в. сочинения Аристотеля способствовали распространению понятия «деспотия» в политической мысли той эпохи, а в XIV в. была сформулирована и концепция «азиатского деспотизма», которая связывалась с отсутствием частной собственности и правовых гарантий. Символом такого рода структуры уже с XVI в. стала считаться Османская империя с абсолютной властью султана (см. [240, с. 6-7]). Начиная с XVII в. все чаще посещавшие страны Востока путешественники, миссионеры и купцы обращали внимание на специфику этих стран, сводившуюся прежде всего к сильной роли центральной власти (восточный деспотизм), абсолютному преобладанию государственной и отсутствию частной (во всяком случае сравнимой с европейской раннекапиталистической) собственности, раболепию подданных перед властителем, низших перед высшими, застойности, косности и т. п. Правда, по мере накопления материала картина восточного общества становилась все более сложной и противоречивой. Наряду с застойностью вырисовывалась стабильность централизованной администрации, с косностью - строгий моральный стандарт, с деспотизмом — институты, направленные на ограничение произвола власти. Все более сложными оказывались производственные отношения и связанные с ними отношения собственности. Естественно, что это вызывало у европейцев потребность разобраться в противоречивой информации и как-то оценить характер азиатского общества, воспринимавшегося в XVIII и даже в XIX в. еще в виде сравнительно однородной, внутренне недифференцированной «восточной» структуры.

Анализ сведений о восточных обществах привел уже в XVIII в. к появлению как резкой критики (Ш.-Л. Монтескье, Д. Дефо), так и апологетики (Вольтер, Ф. Кенэ) восточных порядков [60, с. 83—93; 180, с. 40 и сл.]. Знаменитый политэконом А. Смит, вскрывший разницу между рентой собственника и налогом государства, обратил внимание на отсутствие на Востоке различий между ними и пришел к выводу, что там суверен относится к земле одновременно как собственник и как представитель публичной власти, не отделяя одно от другого [67, с. 495, 525, 583; 180, с. 39]. Наконец, вершиной анализа восточных структур в домарксовый период явились на рубеже XVIII—XIX вв. работы Гегеля, лучше других вскрывшего основы восточного деспотизма, обратившего внимание на механизм власти и феномен всеобщего бесправия, на высшие регулирующе-контролирующие и организаторские функции государства и всей системы администрации в Азии, в частности в Китае [28, с. 96—207].

Разумеется, первые работы о Востоке содержали немало ошибок и явных упрощений. Но существенно, что главное в специфике восточных обществ в них было подмечено в основном верно, так что в дальнейшем на протяжении долгих десятилетий, даже веков вновь накапливавшиеся факты сравнительно непротиворечиво вписывались в сложившиеся представления. Пожалуй, только с начала XX в. лавина новых материалов из истории неевропейских народов превратила эти представления о Востоке в сильно устаревшие, хотя и далеко не потерявшие своего значения.

Маркс был знаком с историей Востока и исследованиями по его структуре, причем его острый аналитический ум легко уловил суть проблематики: Восток для него был наиболее ранним и примитивным вариантом развития докапиталистических обществ, причем вариантом хотя и существенно отличным, но в то же время вполне сопоставимым с выделенными им двумя другими — античным и феодальным. «В общих чертах,— писал он в предисловии к "Критике политической экономии",— азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» [1, с. 7].