Владимир Николаев - Отдаю себя революции...

По этому письму чувствуется, что в столичном институте царила деловая обстановка, к овладению знаниями его питомцы относились со всей серьезностью. Но и общественная жизнь здесь была на подъеме.

Создать студенческое землячество, кассу взаимопомощи, политически объединить сверстников из родных краев — такова ближайшая практическая цель. Но Фрунзе не забыл и о своей главной цели. Он понимал, что «в корне переделать все» в одиночку не удастся. И начал присматриваться к различным политическим группировкам, партиям, обществам.

При отъезде из Верного политический ссыльный Сенчиковский снабдил Фрунзе рекомендательным письмом к столичному литератору Н. Ф. Анненскому, одному из редакторов весьма популярного в те годы журнала «Русское богатство», страницы которого украшали имена Короленко и Горького. С Анненским Сенчиковский в свое время отбывал административную ссылку в Нижнем Новгороде. Однажды Фрунзе и решился отправиться с письмом своего верненского доброжелателя. Так началось знакомство с кругами столичной интеллигенции, среди которой немало было деятелей либерального народничества. Но человека, уже верившего в то, что «самым передовым классом современного общества» является рабочий класс, желавшего слиться с ним, чтобы «жить его мыслями и надеждами, его борьбой», либеральное красноречие увлечь не могло.

Вскоре Михаил Васильевич стал появляться на рабочих окраинах, бывать в рабочих кружках, на сходках и митингах. В конце 1904 года значительное количество столичных рабочих оказалось под влиянием гапоновской агитации. Противостоять ей с успехом не всегда удавалось даже опытным партийным агитаторам. Случилось как-то схватиться с гапоновцами и Михаилу Фрунзе. Говорил горячо, убежденно, дельно. Так он попал в поле зрения пропагандистов-большевиков, потом познакомился с Н. Крыленко, Э. Эссеном, Д. Мануильским, С. Гусевым, уже знавшими В. И. Ленина. Двадцатилетний студент становится большевистским агитатором на Выборгской стороне.

Началась новая бурная полоса в жизни первокурсника политехнического института. Отныне он довольно часто пропускает лекции, хотя занятий в институте и не намерен бросать. Дел у него теперь много — надо побывать на Выборгской окраине, встретиться с нужными людьми на явках, вести работу и среди своих политехников.

Фрунзе принимает активное участие в студенческой демонстрации, которую жестоко разогнала полиция. Были убитые и раненые, много арестованных. В полицейском участке оказался и Михаил Васильевич. Назвался чужим именем, и это его спасло. За арестом последовала лишь административная высылка из Петербурга. Но сюда он вскоре вновь возвращается, правда уже нелегально. Это было в начале января 1905 года.

А через несколько дней — 9 января — Фрунзе, как и другие большевики, по призыву столичного комитета партии участвовал в мирной демонстрации рабочих, был свидетелем зверской расправы.

Тяжело печатая шаги, гулко отдававшиеся в длинных тюремных коридорах, впереди всех твердой поступью хозяина шел мрачно-серьезный Гудима. Он только что получил новое — высокое и почетное в его глазах — назначение на пост начальника Владимирского централа.

Во Владимир его перевели из столицы, где он был помощником начальника петербургской пересыльной тюрьмы. На него чаще других поступали жалобы от заключенных, обличавших разнузданную жестокость тупого и бесчеловечного тюремщика.

Еще в Петербурге, получив назначение, Гудима наслышался о том, что политические во Владимирском централе забрали много «вольностей». Поговаривали и вообще о либеральном духе, царящем якобы даже среди тюремной администрации. Ничего, он со всем этим справится, рука у него твердая.

Даже сам губернатор Сазонов, охотно удостоивший Гудиму аудиенции, призвал к решительным действиям и крутым мерам, рекомендовал обратить особое внимание на политических, при этом подчеркнул, что чрезвычайной бдительности требует некто по кличке Арсений, известный в округе агитатор.

— Из каких будет, позвольте осведомиться, сей агитаторишка? — привычно полюбопытствовал Гудима.

— Из петербургских студентов, — односложно и даже как бы с некоторым безразличием проговорил губернатор.

— С таким народом приходилось иметь дело, — живо отозвался тюремщик.

Губернатор наставительно внушал:

— Прошу помнить, опаснейший государственный преступник. Опаснейший! — повторил со значением Сазонов и после некоторого раздумья счел нужным добавить: — По всей видимости, на имеющем вскорости быть большом политическом процессе этот Арсений окажется центральной фигурой.