А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Часа за два до отхода парохода неожиданно появилась вооруженная команда из комендатуры. На пристани, у сходень, поставили двух часовых. Офицер предложил всем мужчинам приготовить для проверки документы. Среди отъезжающих создалась паника.

Скрыться никуда нельзя.

Началась тщательная проверка документов и наличия мужчин по судовой книге. Двух пассажиров не хватало. После непродолжительных поисков одного нашли в его же собственной корзине, другого — в продуктовом ящике на кухне. Оба офицеры.

В результате проверки с парохода сняли 30–35 офицеров и торговцев, военно-обязанных. Всех отправили в комендатуру, на «фронт».

После этого маленького «инцидента», пароход вечером отошел от пристани.

Пароход слегка покачивало.

Около трубы, на палубе, расположилась группа солдат, возвращающихся из отпуска по своим частям. Они вели разговор о последних событиях на фронте и неожиданном снятии с парохода группы офицеров.

— Кажется, скоро конец, крышка нам и Деникину. Харьков сдали, за Харьковом — Ростов… Красные развивают наступление во всю… Эх, скорей бы они ударили, но ударили так, чтобы конец был. — Неожиданно заканчивает солдат-автомобилист.

— А, ты, брат, не горячись, — вмешивается постарше, крепкий бородач. — Еще неизвестно, чем все кончится. У них, брат, пехоты-то нет, а без пехоты, знамо дело, что за война… Деникин теперь объявил полную мобилизацию всех казаков. Набьют они Буденному почем зря. — Затем, помолчав немного, неожиданно добавил:

— Эх, брат, и надоело-же воевать. С 14 года. И против Корнилова ходил. Краснов мобилизовал. Потом удрал и теперь вот, опять у Деникина… Красные говорят, чтоб мы сдались, что нам ничего не сделают. А черт их душу знает. Наши то офицера рассказывают совсем другое… Если бы знать наверное, то, ей-богу, ушел.

— То-то и оно, что все рассказывают…

— С… они, — начал опять первый.

— Видал, сегодня-то этих, что с парохода к коменданту поперли. На фронт воевать ехали. Спекулировать, а не на фронт они ехали, Видал я в Ростове, как они в ресторанах воюют… Есть правда, и ничего себе, свои ребята, но раз, два и обчелся…

— Вот приеду в свою часть, поразузнаю кое-что, и… довольно. Все к чертовой матери!

Неожиданно подошедшая фигура в офицерской форме прекратила разговор.

Берега Крыма. Феодосия. Тихо и спокойно. Никаких отражений происходящих событий на фронте город не испытывает. Все, начиная от торговца-грека и кончая рыбаком, заняты своим маленьким делом. Только пришедший пароход на непродолжительное время внес некоторое оживление и то в районе пристани.

После недолгой стоянки, утром пароход отправился дальше в Ялту.

Прибыли вечером.

Середина декабря. В городе темно, дождь, грязь. Пароход торопливо разгружается. Все торопятся скорее сойти на берег и отдохнуть после двухдневного пребывания на море. Некоторые, сойдя на берег, вновь испытывают приступ морской болезни. Наконец, все угомонились и постепенно ушли в город.

Утро. Декабрьское солнце ярко и тепло греет успокаивающее море, далекие снежные вершины гор и толпы людей, оживленно снующих по набережной.

Здесь, на лицо весь цвет дооктябрьской России. Со всех ее концов графы, князья, директора, адвокаты, помещики… со своими семьями, женами, любовницами, гувернантками, прочими домочадцами и своим небольшим, но ценным багажом. Всюду шелка, золото, бриллианты. И если бы не случайные разговоры о событиях на фронте, о бегстве и не толпы около «Освага», можно было бы подумать, что это просто очередной зимний сезон былой России.

Здесь же, в толпе, цвет армии-золотая молодежь. Поручики, корнеты, ротмистры, изредка молодые полковники-гвардейцы.

Нередко можно было встретить подвыпившего английского матроса в треуголке с страусовыми перьями и в золотом придворном генеральском мундире, которые нетрудно было приобресть за бесценок в любом комиссионном магазине. Это «на память» о пребывании в России.

В общем, жизнь текла монотонно-однообразно. Слухи о событиях доходили сюда на третьи, четвертые сутки.

Главный источник — «Осваг», со своими «собственными» корреспондентами и статьями из ялтинской контрразведки.

Доходящие вести о событиях никого не волновали.

Слишком большое расстояние отделяло нас от места происшествия этих событий.

Некоторую тревогу и опасения вызвали сообщения о падении Ростова и отступлении ген. Слащева в Крым.

Сведения об этом отступлении послужили поводом к тому, что более дальнозоркие уехали в Севастополь, Феодосию и Керчь, куда заходили иностранные пароходы и откуда представлялась возможность выехать за границу. Но вскоре, вслед за приходом ген. Слащева в Крым, им был издан приказ: о запрещении выезда за границу. Выезд был обставлен таким рядом формальностей, что выехать в это время смогла лишь весьма незначительная часть собравшейся в Крыму эмиграции.