Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Гетто было создано в первые дни оккупации Смоленска. Занималась этим полевая комендатура, та самая, которая организовала и городское Управление во главе с Меньшагиным. Старожилы помнят: среди приказов немецкого военного командования, распоряжений местного коменданта, которыми были обклеены тогда стены многих угловых зданий, особенно четко выделялось набранное крупно жирным шрифтом объявление: евреям с вещами собраться в гетто… И далее указывался маршрут в Садки (северо-восточная окраина города в Заднепровье). Полевая жандармерия с помощью «местных активистов» из городского Управления (ими, кстати, верховодил Глеб Умнов, преподаватель техникума связи, которому по рекомендации Меньшагина было поручено формировать городскую Охрану — отдел горуправы — преобразованную позднее в городскую Стражу) — очистила от населения большой квартал (около 80 частных домов) возле Еврейского кладбища, обнесла его колючей проволокой. Уже 5 августа 1941 года, т. е. неделю спустя после прекращения боев за Смоленск, гетто начало функционировать. Об этом, между прочим, докладывал Меньшагин обершарфюреру Масскову, прибывшему в Смоленск со своим отрядом позднее.

Гетто возглавил Совет во главе с известным в Смоленске зубным протезистом Пайнсоном, с которым Меньшагин «имел сношения» и решал вопросы, касающиеся евреев.

Первоначальная численность гетто была незначительной. Шли туда добровольно лишь те, кто был из-за пожаров лишен крова и не имел надежных связей в городе. Городская охрана Глеба Умнова (сначала десятка полтора-два навербованных добровольцев, освободившихся из захваченной немцами тюрьмы) вместе с фельджандармерией вылавливала евреев и загоняла их в гетто. В архивных источниках относительно численности гетто в Смоленске мелькают цифры 2–2,5 тысячи человек. Несомненно, обитателей гетто было значительно больше. К 15 июля 1942 года в нем оставалось около двух тысяч человек. Но достоверно известно, что за минувшую зиму в гетто умерло несколько сотен человек. Умирали от болезней, холода и голода…

О жизни и быте обитателей гетто известно многое. Жили скученно, по 6–5 семей в доме. Хлебный паек выдавался только работающим — 200 граммов в день. Кормились подаяниями, меняли у крестьян личные вещи, одежду на продукты питания. По городу евреи ходили с желтыми лоскутами, нашитыми на спину или рукав.

Мне врезалась в память одна сцена. Неподалеку от мелькомбината, где жила наша семья, в бывшем клубе разместилась немецкая казарма. В помойке возле нее роются два подростка, — мальчик и девочка лет 14–15. Помойка богатая, ведь в казарме живут солдаты, занятые на хлебозаводе… Подростки увлеклись и не заметили, как к ним почти вплотную подошел немец с помойным ведром в руках. Остановился, вынул из ведра куски хлеба и бросил под ноги, улыбаясь, повторял: «Брот, брот, гут брот…» (Хлеб, хлеб, хороший хлеб…). Паренек приблизился и стал собирать хлеб в холщовую сумку, висевшую на шее. Солдат тут же опорожнил ему на голову помойное ведро и ударил несчастного носком кованого сапога. «Юде, нике брот!», — с гоготом кричал он, радуясь своей изуверской выходке. Тут надо сказать, что разные были немцы. Встречались и доброжелательные, сочувственно относившиеся к населению и к евреям тоже, помогавшие в меру своих возможностей. Но были и такие, как этот садист, унизивший человеческое достоинство и избивший подростка лишь за то, что он еврей. Эта сцена тоже реликт войны. Но разве можно ее забыть, выбросить из памяти?

Поначалу Управление города взяло на учет работоспособных евреев. Через биржу труда мастеровые, ремесленники стали получать работу (даже комендатура выдала несколько патентов евреям — портным и сапожникам). Но в начале ноября 1941 года Меньшагин получил, для сведения и руководства, директиву из полевой комендатуры № 813, озаглавленную: «Касается евреев». Советник Военного Управления Феллензик пишет, адресуясь к руководству местных комендатур округа: «Согласно распоряжению Хозяйственной инспекции за № 50023/41 от 22.10.41 г. должно быть немедленно проведено исключение евреев из списков безработных… Предписать воинским частям немедленно уволить работающих у них евреев… После исключения из списков у евреев должны быть отняты все инструменты и взяты на сохранение Управлением начальника города. Бургомистр должен согласовать это с Биржей Труда, отдать конфискованные инструменты ремесленникам арийцам… Найденное у евреев сырье, которое может быть обработано, конфискуется и сохраняется. Все евреи должны быть в гетто».